Вор с Рутленд-плейс

Всегда преувеличивают, с горечью подумала Шарлотта, и, за редчайшими исключениями, в худшую сторону, — если, разумеется, ты сам их не разносишь. Правильно ли она сделала, что привезла сюда Эмили? Ведь могла бы сказать то же самое и сама… Сейчас, слушая эти слова со стороны, ей казалось, что они звучат намного резче, чем ей хотелось бы. И еще они отдавали эгоизмом, как будто бояться в первую очередь следовало за репутацию Эмили, а Шарлотта движима всего лишь любопытством и самодовольством и, воображая себя детективом, дает чересчур большую волю воображению.

Им нужно быть очень осторожными.

Она посмотрела на Эмили, заметила, что кожа ее порозовела и тепло поднялось почти к глазам, и поняла — сестра тоже это осознала.

Шарлотта наклонилась вперед и взяла Кэролайн за руки. Они как будто заледенели и даже не отозвались на прикосновение дочери.

— Мама! Нам нужно выяснить все, что только возможно, о смерти Мины, чтобы расследование закончилось прежде, чем Томас или кто-то еще начнет думать о жизнях других людей. Ее убили по какой-то причине — либо из-за любви, либо из-за ненависти, жадности, зависти — да чего угодно! — Она коротко и резко выдохнула. — Или из страха. Мина была умна, ты сама так говорила. Она много что знала и многое замечала. Может быть, она узнала что-то о ком-то, и этот кто-то, чтобы сохранить свою тайну, счел возможным убить ее. Здесь есть вор, и от этого нельзя просто отвернуться. Может быть, Мина знала, кто вор, и по глупости дала понять, что знает это. Или, может быть, она сама была воровкой и украла что-то такое, ради возвращения чего ее и убили.

Видя возможность сказать что-то практическое, прикрыв этим уже сказанное эмоциональное, Эмили с радостью поддержала разговор:

— Бога ради, разве Томас не обыскал дом? Он должен был подумать об этом. Это же так просто!

— Конечно, подумал! — резко бросила Шарлотта, с опозданием осознав, как это прозвучало. Томас не нуждался в ее защите; Эмили была о нем достаточно высокого мнения, в каком-то смысле он ей даже нравился. — В доме ничего не нашли, — продолжала она. — По крайней мере, ничего такого, что посчитали бы важным. Но если мы проведем свое расследование, то, может быть, узнаем что-то, чего не смогли узнать они. Люди ведь не скажут полиции больше, чем необходимо, разве не так?

— Конечно, не скажут! — живо поддержала ее Эмили. — А нам скажут! И мы можем услышать то, что не услышал бы Томас — ложь, домыслы, — потому что мы знаем людей. Мы определенно должны это сделать. Мама, сегодня мы пойдем с тобой, причем прямо сейчас. С кого начнем?

Кэролайн невесело улыбнулась — сопротивляться было бесполезно.

— С Олстона Спенсер-Брауна, — ответила за нее Шарлотта. — Выразим наши глубочайшие соболезнования, скажем, что поражены случившимся. Весьма кстати. Мы потрясены трагедией и ни о чем другом думать не можем.

— Конечно. — Эмили, поднявшись, поправила юбку. — Я разбита горем.

— Ты ведь даже не знала ее, — напомнила Кэролайн.

Эмили спокойно посмотрела на мать.

— Нужно быть практичной, мама. Я встречала ее на каких-то вечерах. И она мне очень нравилась. Я даже думаю, что мы стояли на пороге долгой, тесной дружбы. Ему-то откуда знать? Как она выглядела? Неловко выйдет, если я не смогу узнать ее на портрете или фотографии. Хотя всегда можно сослаться на близорукость… Нет, не хотелось бы. Тогда мне пришлось бы на все натыкаться и за все цепляться.

Кэролайн закрыла глаза и устало потерла их пальцами.

— Примерно твоего роста, но очень стройная, почти худая. И очень высокая шея. Выглядела моложе своих лет. Волосы светлые, отличная кожа.

— Черты лица? Волосы?

— О, вполне заурядные, возможно, слегка мелковатые… Волосы очень мягкие, светло-мышиные. Вообще, она могла быть приятной, когда хотела. И одевалась прекрасно, почти всегда во что-то бледное, кремовое. Очень разумно с ее стороны. Это придавало ей вид такой трогательной невинности, что нравится мужчинам.

— Хорошо, — сказала Эмили. — Тогда мы готовы. Мы же не хотим, чтобы там был кто-то еще. Задерживаться долго не станем, чтобы не вызвать подозрений, но поговорить с ним нужно наедине. Господи! Надеюсь, он принимает? Не слег в постель?

— Думаю, что нет. — Кэролайн нехотя поднялась. — Если бы слег, я бы услышала. Слуги все друг другу передают.

Шарлотта видела — мать все еще колеблется и, будь такая возможность, предпочла бы избежать этой необходимости.

— Мама, ты должна пойти. Без тебя мы не можем. Это было бы в высшей степени неловко. Из всех нас он знает только тебя.

— Иду, — устало вздохнула Кэролайн. — Но, притворяться не стану, без желания. Все это ужасно и отвратительно, и я бы хотела, чтобы мы не имели с этим ничего общего. Уж лучше бы самоубийство — мы бы посочувствовали, погоревали и больше об этом не думали бы.

— Да уж! — проворчала Эмили. — Хорошо бы, но не получится. Если мы хотим, чтобы все это дело завершилось приемлемым для нас образом, то и заниматься им должны сами. Шарлотта совершенно права.