Правду, но с небольшими поправками. Скажу, что довольно долго проторчал в ожидании лифта, а затем спустился на восьмой — еще раз взглянуть на эту загадочную квартиру. Не надо ему говорить, что хозяин оказался дома. Нет, скажу, что дома никого не было и что я решил наведаться туда самостоятельно. Или же нет, наверное, следует сказать, что…
Но мне не пришлось ничего говорить. Подъехал лифт, двери раскрылись, мы с лифтером обменялись улыбками, и я благополучно спустился и вышел на улицу.
Погода действительно стояла замечательная, как справедливо заметил Майкл Тодд — не кинопродюсер, а тот, другой. Я прошел два квартала по направлению к парку, купил с лотка хот-дог и кныш с гречкой и присел на лавочку. Она показалась вполне удобным местом для размышлений. А мне было над чем поразмыслить.
Во-первых, тот женский голос… Ведь она назвала его вовсе не Майкл. В ее произношении это имя звучало скорее как «Михаил».
А во-вторых, этот голос я узнал.
Я прошел через Центральный парк и немного задержался в зоопарке, поглазеть на белого медведя, о котором последнее время довольно много писали в прессе. Какой-то человек заметил, что, плавая в бассейне, зверь выписывает восьмерки. Это почему-то взволновало многих. Предполагалось, что это невроз, а в качестве причин различные эксперты называли условия содержания в неволе, неправильное питание, тоску по самке, непрестанное раздражение оттого, что на тебя глазеют, чувство одиночества оттого, что на тебя глазеют недостаточно, и даже отсутствие занимательного чтения. Результатом этой шумихи, поднятой средствами массовой информации, стал невиданный доселе наплыв посетителей в зоопарк, причем буквально каждый, подойдя к бассейну, спрашивал у несчастного, сколько будет четыре плюс четыре. «Он сделал это!» — радостно объявляли они, а медведь все продолжал выписывать восьмерки, и наконец они довольные уходили, а на смену им заступали другие и снова кричали: «Он сделал это!» — а он все продолжал свое.
Понаблюдав немного, я убедился, что медведь и правда выписывает восьмерки. Причем делает это просто отлично. Вообще, если плавая, вы собираетесь выписывать какую-либо цифру, определенно следует начинать с восьмерки. Двойки, четверки и пятерки все же несколько сложноваты, да и семерка, которую в наши дни многие стали писать почему-то на европейский манер, перечеркивая палочку, тоже. Для ежедневного плавания оптимальным вариантом остается восьмерка, а единственной альтернативой ей — ноль. В этом последнем случае вам просто придется плавать кругами.
И все же я так и не понял, чего они хотят от этого бедного медведя. В каком-нибудь более непритязательном городке, ну, скажем, в Декатуре, люди бы просто гордились медведем, умеющим выписывать хоть какую-то цифру. Но ньюйоркцы — народ избалованный. И если бы наш медведь стал бы, к примеру, выдавать число 3,14159, тут бы наверняка сочли его круглым идиотом, не способным рассчитать число «пи» больше, чем на пять цифр после запятой.
Выйдя из парка, я зашел в телефонную будку и позвонил Кэролайн — сперва домой, потом в салон красоты «Пудель». Никто не ответил. Двинулся дальше и, уже дойдя до угла Вест-Энда и Семьдесят первой, ощутил в области затылка странное покалывание — такое же, что испытал накануне ночью. Именно оно удержало меня тогда от того, чтобы выйти из такси Макса Фидлера. Теперь же оно заставило меня остановиться под тентом на противоположной стороне улицы, откуда я мог спокойно наблюдать за обстановкой без риска быть обнаруженным.
Минут через десять я убедился, что мой дом под наблюдением, хотя стопроцентной уверенности все же не было. Футах в пятидесяти от входа в подъезд была припаркована машина, в которой сидели двое; а внутри, в самом подъезде, как мне показалось, маячил человек, сидевший на стуле и читавший газету. Однако это могла быть просто тень, а если даже там и сидел человек, то вовсе не обязательно, что он поджидал меня.
И все же — к чему рисковать?..