— Сейчас мы это исправим, — сказал я и, захлопнув дверь прямо перед его носом, запер ее на задвижку. Он окинул меня злобным взглядом и отвалил. Я снова обернулся к своим гостям.
— Прошу прощения, — сказал я. — Маугли, если кто-то опять…
— Я об этом позабочусь, — кивнул он.
— Спасибо. Итак, на чем я остановился?
— На том, что пора перейти к делу, — подсказал Чарли Уикс.
— Правильно, — сказал я и прислонился к стеллажу с книгами. — Я хотел рассказать вам одну историю. Правда, придется перескакивать с одного предмета на другой, потому как события начинались в разных местах и в разное время. А корнями своими они уходят в девятнадцатое столетие, когда на землях, подвластных Австро-Венгерской и Оттоманской империям началось национально-освободительное движение. Как раз одно из таких балканских движений способствовало развязыванию Первой мировой войны, когда некий молодой серб застрелил австрийского эрцгерцога. Ко времени окончания войны вопрос о самоопределении наций стал притчей во языцех в странах западного мира. По всей Европе прокатилась мощная волна движения за независимость. И вот в числе этих наций, провозгласивших независимость, появилось суверенное государство Анатрурия. Самоопределилось оно как королевство, а монархом был провозглашен король Влад Первый.
Для присутствующих это не явилось новостью, кроме Рэя и Маугли, ну и еще, возможно, Уилфреда. Однако они продолжали внимательно слушать.
— Анатрурийцы делали все, что было в их силах, чтобы придать весомости и обоснованности своим декларациям о суверенитете, — сказал я. — В Будапеште были напечатаны марки, целые серии марок, некоторые из них даже имели почтовое хождение на территории Анатрурии. Были выпущены также образцы монет и переданы друзьям нового государства, хотя в обращение монеты так и не поступили. Также были отчеканены медали с изображением нового короля, их тоже дарили, в основном людям, поддерживающим движение за независимость.
— Редкость и диковина, вроде как у рыбы зонтик, — заметил Царнов. — И так же нужна серьезным коллекционерам.
— Надежды Анатрурии рухнули в Версале, — продолжил я, — когда Уилсон и Клемансо договорились перекроить карту Европы. Гипотетическую Анатрурию разделили между Румынией, Болгарией и Югославией. Королю Владу и королеве Лилиане суждено было провести остаток дней своих в изгнании, однако они по-прежнему служили средоточием надежд для всех продолжавших верить в возрождение Анатрурии. Однако в целом движение угасло.
— Угольки остались, — тихонько произнесла Илона. — Они никогда до конца не угасали.
— Может, и нет, — согласился я. — Однако бывают времена, когда для того, чтобы даже вскипятить на них чайник, требуется изрядное терпение. А вот во время Второй мировой войны партизанское движение в Анатрурии заметно оживилось.
— Все они были оппортунистами, — вставил Царнов, — только и глядели, на чью сторону переметнуться. То сражались бок о бок с Анте Павеличем и его хорватскими усташами, убивали сербов, то вдруг переходили на сторону сербов и вырезали целые хорватские деревни. Я до сих пор не пойму, были они за Гитлера или против него. Всякий раз по обстоятельствам.
— Они были за Анатрурию, — сказала Илона. — Сражались за нее каждый день, каждый час, каждую минуту.
— Они были сами за себя, — заметил Тиглат Расмолиан. — Да и кто, скажите мне, нет?
— Когда война закончилась, — продолжил я, — государственные границы в этой части света в основном остались неизменными, но в составе и форме правления произошли существенные перестановки. Советский Союз быстро распространял свое влияние на всю Восточную Европу, и Трумэну стоило немалых усилий отстоять Грецию и Турцию, которые остались по эту сторону железного занавеса. Несколько американских разведывательных служб, в частности УСС, старались выправить баланс сил в этой стратегически важной части земного шара. — Я нахмурился, раздраженный собственным тоном. Несмотря на все фильмы, просмотренные мной позже, мой голос звучал как закадровый дикторский текст к документальным репортажам послевоенных времен в исполнении знаменитого Эдварда Р. Мэрроу. — Среди множества нелегальных групп, заброшенных в этот регион… — черт, я все равно продолжал говорить точь-в-точь как Мэрроу, — там весьма активно действовал отряд из пяти американских агентов.
Тут я на секунду запнулся, но Чарли Уикс прочитал мои мысли.
— О да, все они были американцами. Стопроцентными американцами, родными племянниками своего Дядюшки Сэма. Знаменитый десант, знаменитое шоу «Боб и Чарли».
— Да, пятеро американцев, — торопливо подхватил я. — Роберт Бейтмен и Роберт Ренник, Чарльз Хоберман и Чарльз Вуд и, разумеется, Чарли Уикс.
— Чарли Уикс? — переспросил Рэй. — Так это он и есть тот парень?
— Да, тот самый парень, — ответил Уикс.
Тут я для разнообразия решил объяснить, что Роберты стали Бобом и Робом, Чарльзы — Кэппи, Чаком и Чарли.
— И еще, — сказал я, — у всех у них были клички по названиям животных.
Маугли удивился:
— Животных? Извини, Берни, что перебиваю. Просто хотел убедиться, что не ослышался.