— Здесь мы в относительной безопасности, — сказала она. — Они по большей части собираются на главной улице. Добрый… день. Меня зовут Мира ЛеГион. Я знаю кто вы, Сьюзен Сто Гелит. Но мне неизвестен молодой человек, который меня удивляет. Вы здесь, как я понимаю, чтобы уничтожить часы?
— Чтобы остановить их, — ответил Лобзанг.
— Погоди, погоди, — сказала Сьюзен. — В этом нет смысла. Ревизоры ненавидят все, что связано с жизнью. А ты ведь Ревизор?
— Понятия не имею, кто я, — вздохнула Леди ЛеГион. — Но сейчас я точно знаю, что я все то, чем Ревизор быть не должен. Нас… их… нас нужно остановить!
— Шоколадом? — спросила Сьюзен.
— Чувство вкуса ново для нас. Чуждо. У нас нет защиты против него.
— Но… шоколад?
— Сухое печенье чуть было не убило меня, — сказала ее светлость. — Сьюзен, ты можешь себе представить, что значит испытать вкус в первый раз? Мы хорошо создали наши тела. О, да. Со множеством вкусовых рецепторов. Вода пьянит словно вино. Но шоколад… Даже мысли замирают. Не остается ничего кроме вкуса.
Она вздохнула.
— Представляю, какая это прекрасная смерть.
— На тебя, кажется, не повлияло, — подозрительно произнесла Сьюзен.
— Перчатки и повязки, — сказала Леди ЛеГион. — И даже так я едва сдерживаюсь. О, где же мои манеры? Присаживайтесь. На этого ребенка.
Лобзанг и Сьюзен переглянулись. Леди ЛеГион заметила это.
— Я сказала что-то не то? — спросила она.
— Мы не используем людей в качестве мебели, — сказала Сьюзен.
— Но они ведь об этом знать не будут? — сказала ее светлость.
— Мы
— Ах. Сколькому мне еще нужно научиться. Это… Боюсь, в человеческом существовании столько всяческих нюансов. Вы, сэр, сможете остановить часы?
— Я не знаю как, — сказал Лобзанг. — Но я… мне кажется, я
— Может часовщик знает? Он здесь.
—
— В конце коридора, — ответила Леди ЛеГион.
— Ты сюда его притащила?
— Он едва мог идти. Его сильно ранили в драке.
— Что? — спросил Лобзанг. — Как он вообще мог идти? Мы вне времени!
Сьюзен глубоко вздохнула.
— Он умеет сам создавать его, так же как ты, — сказала она. — Он твой брат.
Это была ложь. Но он еще не был готов к правде. И при взгляде на его лицо становилось ясно, что ко лжи он тоже не готов.