Вор Времени

— Потому что была напугана, конечно! Первый раз, понимаешь? — миссис Ягг ухмыльнулась. — Лично у меня с этим никогда не было проблем, но я присутствовала при многих родах, тогда как для девочки это в новинку, она будет чертовски напугана, и когда придет время для решительного броска, если ты меня понимаешь — старый повивальный термин — она будет вопить и клясть отца и, полагаю, отдаст многое, чтобы оказаться подальше от этого места. Ну, эта дама вполне могла так и сделать. Мне, наверное, пришлось бы туго, если бы не муж.

— Мужчина, который привел вас.

— Он был вроде иностранца, понимаешь? Вроде людей с Пупа. С головой лысой как колено. Помню, я подумала: «Вы похожи на молодого человека, мистер, но вы выглядите так, как будто были молодым человеком очень-очень долго, насколько я могу судить». Вообще-то я бы не потерпела там мужчину, но он сел и говорил с ней на ее чужеземном языке, пел ей песни, рассказывал стишки, успокаивал ее, и когда она появилась прямо из воздуха, я была начеку и раз, два и готово. А затем она исчезла. Если не считать, что она, конечно, была еще здесь, мне кажется. В воздухе.

— Как она выглядела? — спросила Сьюзен.

Миссис Ягг окинула ее Взглядом.

— Должна тебе напомнить, что вид оттуда, где я находилась, — произнесла она. — Не тот, какой помещают на плакаты, если ты меня понимаешь. И ни одна женщина в такой момент не выглядит лучшим образом. Она была молода, с черными волосами… — миссис Ягг долила себе коньяка, и пауза немного затянулась. — И она была одновременно стара, если хочешь знать. Не так как я. Просто стара.

Она уставилась на огонь.

— Стара как тьма и звезды, — сказала она пламени.

— Мальчика оставили у дверей Гильдии Воров, — сказала Сьюзен, чтобы нарушить молчание. — Наверно, они думали, что с такими талантами он будет в порядке.

— Мальчик? Ха. Скажите мне, мисс… почему мы говорим мальчик?

тик

Леди ЛеГион была сильна как никогда.

Она не осознавала прежде, насколько люди подвластны своим телам, которые день и ночь чего-то требовали. Всегда было или слишком жарко, или слишком холодно, или слишком мало, или слишком много, или слишком сложно…

Главное — дисциплина, решила она. Ревизоры бессмертны. Если она не может приказать своему телу подчиниться, она не заслуживает его. Тела — главная слабость людей.

Чувства тоже. У Ревизоров сотни чувств, поскольку каждое мыслимое явление должно быть отслежено и записано. Сейчас же ей было доступно только пять. С пятью, казалось бы, проще управиться. Но они все адресовались прямо телу! Они не представляли информацию, они требовали!

Стоило ей пройти мимо ларька, торгующего жареным мясом, как ее рот начинал наполняться слюной! Обоняние приказывало телу есть, даже не посоветовавшись с мозгом! Но это было еще не самое худшее! Мозг думал сам по себе!

Это было самым сложным. Кучка влажных тканей позади глаз работала независимо от своего обладателя. Она брала информацию от чувств и, сверяя ее с заложенным в памяти, выдавала набор действий. Иногда какие-то потаенные ее уголки даже брали контроль надо ртом! Люди не были индивидуумами, каждый из них был советом! И некоторые из его членов были темно-красными и абсолютно нецивилизованными. Они присоединились к мозгу до начала цивилизации; а некоторые даже до начала человечества. И те участки, что думали связно, должны были бороться во тьме мозга, чтобы получить право голоса!

Побыв в роли человека пару недель, организм по имени Леди ЛеГион попал в настоящую беду.

С едой, например. Ревизоры не едят. Они знают, что примитивные формы жизни вынуждены поглощать друг друга, чтобы получить энергию и материал на построение своего тела. Процесс был поразительно неэффективным, и ее светлость пыталась поглощать необходимые вещества прямо из воздуха. Это работало, но процесс был… Как же выразить? Ах, да… чудовищным.

Кроме того, часть мозга не считала, что она поела и продолжала настаивать на том, что голодна. Это постоянное нытье в голове продолжалось и, вопреки всему, ей пришлось столкнуться с «работой отверстий».

Ревизоры давно уже знали о них. В человеческом теле их нашлось восемь. Одно, по всей видимости, не работало, а другие оказались полифункциональны, хотя для ушей, как ни удивительно, нашлось только одно занятие.

Вчера она попробовала кусочек черствого тоста.

Это был самый худший опыт в ее существовании.

Это был самый худший опыт такой интенсивности в ее существовании.

Но было и что-то еще. Насколько она знала, это называлось наслаждением.

Оказалось, что человеческое чувство вкуса серьезно отличалось от тех чувств, которыми пользовались Ревизоры. Их чувства были четкими, выверенными и аналитическими. Но человеческое чувство вкуса походило на целый мир, который вдруг оказался у вас во рту. Полчаса она наблюдала за фейерверком в голове, пока не вспомнила, что надо глотать.

Как люди это выдерживают?