Ворчливая моя совесть

…Достав из своего личного, запирающегося на ключ шкафчика черный галстук-бабочку, уже залоснившийся, будто из хромовой кожи сшитый; сменив пиджак на куртку с атласными обшлагами, Колпаков переобулся. Вместо тяжелых башмаков с металлическими пряжками, в которых пришел, надел старенькие, легкие, на кожаной подошве туфли, почти тапочки. А как же? Побегай-ка до полночи с подносом по этакому залу! Подошел к окну. Что-то потянуло. Большое окно, до потолка, — целая арка. Много чего видно. И вздрогнул. Кран… Колобовский. Самый высокий. Неподвижно, будто стрелка остановившихся часов, темнела поперек серебристого облака длинная, сужающаяся к концу стрела крана. «Не добежал еще, значит, Сашка… — подумал Колпаков. — В пути еще…» Не хотелось вспоминать, не время, но… Само в голову лезло. Общежитие опять вспомнилось. Вспомнилось, как слух вдруг по общежитию пошел — кто-то прибор выдумал. Магнитофон особой конструкции. И пленки особые. На них, на пленках этих, записаны голоса самых лучших специалистов. Не самых главных, а самых лучших. Хочешь стать столяром — включи магнитофон с лекцией по столярному делу и ложись ночевать. Утром глаза продрал, а в пальцах уже мастерство шевелится. Рубанок там, стамеска — что еще? — целиком и полностью тебе послушны. А хочешь шофером третьего класса, предположим, стать — то же самое. Ничего нет легче. Пленку по автоделу и по правилам уличного движения заряди — и под одеяло. А утром можешь уже за баранку. Доктором хочешь — пожалуйста! Артистом? Будьте любезны! То-то смеху было в общежитии. Хороший прибор парень предлагает! Без учебников, без производственной практики — раз! — и токарь! Или — раз! — и пекарь! Или — раз! — и… И аптекарь! Ха-ха-ха-ха!.. «А что, — услышав обо всем этом, подумал тогда Колпаков, — здорово было бы вот так-то». Он где-то читал, что подобным образом, слушая во время сна магнитофон, можно выучить какой пожелаешь капиталистический или народно-демократический язык. Так нельзя ли в самом деле и… Кем бы он тогда стал? С какой специальностью пленку себе на сон грядущий поставил бы? По размеру оклада или как?

Колпаков жил в лучшей комнате общежития. Только три человека в ней обитало. Он и еще двое: инженер по технике безопасности и инженер по сантехнике. ИТР, одним словом. Когда Колпаков поселялся, комендант, оценив его плечи, спросил:

— Сам-то деревенский?

Колпаков отвел взгляд. «Черт! Как они угадывают?» Ведь в костюме же он, с галстуком. Из нагрудного кармашка пиджака платочек выглядывает — два снежно-белых уголка, как Эльбрус и Казбек. А все равно угадывают. Надо же…

— В настоящее время я из рядов армии.

— Что ж ты не в форме? Надоела? В каком звании?

— Ефрейтор Советского Союза!

Комендант одобрительно улыбнулся.

— А к нам кем оформляешься?

— Пока разнорабочим.

Коменданту это «пока» понравилось. Значит, человек перспективу видит, имеет цель. Он тоже начинал когда-то с разнорабочих, а вот… Не одна сотня жильцов по имени-отчеству даже за глаза величает.

— Хочешь, в итээровскую комнату тебя заселю? Но в активе у меня будешь, учти. Силушкой-то не обделен, на коровьем молоке воспитан!

С тех пор и пошло. Чуть приключение какое-либо на этажах, к Колпакову бегут. Даже сожители его, итээровцы, прислушиваясь к возникшему где-то в глубине здания обвалу голосов, прихлебывая чаек, говорили: «Кузьма, там, кажется, опять чепе. Сходи-ка…» Привыкли к его роли. Колпаков, правда, не капризничал, вставал, шел. Приятно даже было размяться иной раз. Бывали случаи, правда, что в пылу выяснения отношений и ему по скуле перепадало. А в тот вечер… Колобов, Сашка этот самый… Слезы на глазах. И ножом кухонным размахивает. «Не подходи! Не ручаюсь!» И парни вокруг смеются. «Токарь, пекарь и аптекарь! Токарь, пекарь и аптекарь!» Какая-то девушка, тоже плача, пыталась успокоить изобретателя, увещевала толпу:

— Саша! Они же шутят! Ну, зачем вы, Саша?.. Бросьте нож! Ребята, он же пошутил! Ну ясно же, что это шутка! Какой такой аптекарь?!

Поздновато по мужскому общежитию девушка разгуливает.

— Не подходи! — яростно размахивая ножом, кричал парень. — И ты, Зойка, не подходи! Уйди! Ты тоже… Тоже… Как они!

Раздвинув покатывающуюся от смеха толпу, медленно, степенно подошел к нему Колпаков, схватил за руку. Вскрикнул парень. Будто пополам сломался…

— По происхождению — из деревни? — посмотрел на Колобова круглолицый лейтенант с университетским ромбом на кителе.

Колобов не ответил.

— Да из деревни он, из деревни! — воскликнул вместо него один из ребят, щербатый. То ли выбили ему зуб, то ли во всем его роду расщелина такая между зубами повелась — хоть сигарету в нее вставляй, не выпадет. — Наши деревни через речку, я его сто раз там видел, при лошадях. Ихняя конюшня как раз напротив, даже навоз было слышно — речка-то узенькая. Но его деревни уже нет, снесли, город там теперь. Дома по четырнадцать этажей, химчистка. И моей уже нет, — щербатый прерывисто вздохнул, — там теперь… это… зона отдыха!

Колобов не прореагировал, молчал.