Ворчливая моя совесть

Но только улягутся спать в старых особняках поджарые дипломаты, по-русски скрипят, отвечая чьим-то тяжелым шагам, половицы из ценных пород дерева, а в обитом шелками реставрированном кресле безмолвно сидит на лунном свету толстое неряшливо одетое привидение. Почему так близки, понятны и знакомы черты этой прозрачной физиономии с тремя подбородками, с висячим, гордым, как герб, носом? Может быть, ощущаем мы в наших жилах самодовольное течение его древней выдержанной крови? Нет, иное здесь родство, иные узы. Одаренный холоп его, воздвигший этот теплый и прохладный дом, был наш безвестный бессмертный прадед.

ПОКОЙ

Быстро, быстро, забыв впопыхах умыться, торопливо собрались мы и едем за город.

Закатав штаны, обнажив до колен незагорелые ноги, идем, идем по чмокающему болоту.

Вот, вот они, пустотелые внутри тростники.

Можно было купить для этой цели по куску резинового шланга, можно было воспользоваться алюминиевыми трубками лыжных палок. Но нет, нам нужны именно тростники, шуршащие друг о дружку, пустотелые внутри.

Острыми ножами, одним движением срезаем тростники внизу, у самой воды, чистой, но кишащей, болотной; потом срезаем сухие шелковые метелки с семенами и смотрим сквозь тростинку на свет, как в подзорную трубу.

Далеко-далеко, в самом конце гигантского тоннеля, светится круглое копеечное солнышко.

Очень хорошо!.. Быстро, быстро, задыхаясь от нетерпения, идем мы в глубь болота, к его сердцевине, к озеру.

И погружаемся в желтую, разбавленную светом воду.

И дышим через тростинку.

Ничто не отвлекает нас от раздумий в этой прохладной глубине. Разве только коснется порой наших губ круглыми своими губами серая рыбка.

Забываются, тают в памяти конвульсии оставленного наверху мира, его грозная суета.

Покооооой… Пооокооой…

Но что, если перестанет вдруг струиться через тростинку легкий земной воздух?

СТЕНА

А мне-то сначала казалось, что это сущие пустяки… Попросили подойти к окну родильного дома, помахать рукой незнакомой мне женщине, что-нибудь крикнуть. Например: как ты себя чувствуешь?

Я, правда, немного поупрямился. Неужели некому это сделать, кроме меня? Кто же тогда?.. Но, устыдившись, все-таки согласился.

Подошел к обсаженной огромными букетами сирени красной кирпичной стене, неловко прокашлялся.

Она сидела в распахнутой раме, на подоконнике, с тощеньким, как бы пустым белым свертком в руках и безразлично, отрешенно смотрела поверх моей головы в редкий случайный сад. За спиной ее светились большеглазые любопытные физиономии соседок по палате, решили, что муж. Поверили…

Какой-то колючий, слишком большой шар возник у меня в сердце, поднялся выше, стал протискиваться сквозь горло…

— Как ты себя чувствуешь? — сипло произнес я. — Вот…

Вспотев от стыда, я с ужасом вспомнил, что явился сюда с пустыми руками.

Бледные хмурые физиономии за ее спиной смотрели исподлобья, неодобрительно.

— Понимаете… Прямо с работы, — пробормотал я и вдруг, напрочь забыв свою роль, в отчаянии выкрикнул: — Как же вы… Извините, ты… теперь?

Даже она в ответ на мой возглас чуть оживилась и долгим снисходительным взглядом посмотрела мне в глаза.

— Ничего… — услышал я шелестящий голос… — Вы… ты не волнуйся…

Уже давно, хотя и незаметно, стемнело, закрылось, словно навсегда, широкое окно. А я все стоял, погрузившись с головой в крепкий дешевый аромат сирени, и смотрел в черную кирпичную стену.

ВЕТЕР

Неизвестно по какой причине, да и не нужно ее, впрочем, отгадывать, вас отметила на раскаленном пляже пятилетняя девочка. Вы уже склоняющийся к пожилому возрасту холостяк, обремененный сложным внутренним миром, внешне проявляющимся тем, что корочку с голландского сыра вы задумчиво срезаете ножницами. Вы далеки, далеки от всего этого…

Но она ворвалась в ваш отпуск, как ветер в комнату лысого ученого, разложившего на столе свои сокровенные листки. Все взлетело, перемешалось. Листки хлопают по лицу, ускользают меж пальцев…

Ой!..

Холодная, мокрая, со скользкими веснушчатыми ногами, прямо из моря прыгает она на вашу обожженную сутулую спину. Вы в ужасе пищите что-то, маскируя жалкой улыбкой бессильную ярость. Стаскиваете ее за ногу, едва сдерживаясь, чтобы не отшвырнуть от себя обратно в волны, но она уже уселась рядом, обняла вас и требует, чтобы вы рассказали ей анекдот. По опыту вы знаете, что в таких случаях лучше не сопротивляться, и бормочете что-то о некой Бабушке Яге.

Прислонив к вашему плечу голову с мокрыми взъерошенными косичками, она серьезно смотрит вдаль и изредка снисходительно вас поправляет. Господи, до чего же тоненький у нее голосишко!..

И вы не выдерживаете. Горло ваше перехватывает спазма. И вот уже текут из ваших глаз неожиданные слезы. И она вас поняла, сочувствует. Прохладными пальчиками смахивает эти слезы с ваших толстых щек и, запинаясь от волнения, обещает, что никогда больше не оставит вас одного. Одного на этом многолюдном пляже.

НЕВИДИМОЕ ПРОСТРАНСТВО