Ворчливая моя совесть

— Товарищ Касаткин? — раздался в трубке знакомый деловой голос. — А я вам звоню, звоню! Вы что, раньше вышли? А-а-а… Понимаете, «рафик» наш задерживается. Водитель работу закончил, ушел. Пришлось за ним посылать. Но он сейчас будет. Минуточек через двадцать! Вы не беспокойтесь, на мероприятие мы не опоздаем! Знаете, может, вы сюда зайдете? У нас тепло! Я вас ознакомлю с процессом нанесения светочувствительного состава!..

Пропуск Галя Демидова выписывать не стала. Вперевалочку, похожая на кенгуру, провела Касаткина коридорами заводоуправления, толкнула незаметную, оклеенную всякими объявлениями дверь, и они очутились во внутреннем дворе завода.

— Во-оон в том корпусе. Видите?

По протоптанной в снегу стежке он неторопливо пересек двор, оглянулся. Галя Демидова, придерживая обеими руками живот, закинув голову, с бездумной улыбкой смотрела в небо.

Николай Николаевич вошел. Плотно — так было велено — закрыл за собой дверь. И оказался в непроглядной темноте.

— Ага! Дверь закрыли? Правильно! — услышал он знакомый голос — пальцы его отыскала чья-то маленькая горячая ладонь. — Я и есть Елена Ивановна! — она засмеялась. — Пошли! Не споткнитесь! — и посвечивала ему под ноги красным лучом электрического фонарика.

Касаткин видел только носки своих ботинок.

Она представляла его кому-то, знакомила. Из кромешной мглы протягивались к нему чьи-то руки. Звучали голоса. Невидимки… Но при необходимости он точно мог бы сказать, что это за люди. Кто хороший, а кто плохой… Чувствовал. Постепенно темнота, окружавшая Николая Николаевича, приобрела глубину, перестала быть однообразно плоской. Смутно поблескивали металлические части какого-то механизма: валы, шестеренки… Нечаянно задетая красным лучом мелькнула пирамидка молочного пакета. Значит… Даже молоко дают!

— Посветите себе в лицо, — попросил он.

— Пожалуйста! — Ив темноте — будто роза расцвела — неожиданно возникло улыбающееся девичье лицо. — Что?.. — она провела ладонью по щекам, подбородку. — Что? Я измазалась?

— Нет, нет! Просто…

Фонарик погас. Елена Ивановна помолчала. Но вот красный луч снова на мгновение ожил, осветив на запястье ее руки циферблат часов. Касаткин успел уловить дергающееся движение паутинно-тоненькой стрелки.

— Ой! — воскликнула она. — Уже пора!

Во дворе, в жемчужном, убывающем свете сумерек, он снова — с некоторой опаской — всмотрелся в ее лицо. Так и есть… Очень обыкновенное, круглое лицо. Не роза, а… крепенький кочан капустки. В чем же секрет?

По ту сторону проходной их ожидал «Рафик».

— Директор мне легковую обещал, «Волгу», — заговорщицкой скороговоркой произнесла вдруг Елена Ивановна. — Только… Понимаете, у водителя этого «рафика» характер неустойчивый. В армии уже отслужил, так взял бы и… Ну, по крайней мере, семью создал бы, а он… Понимаете?

Касаткин кивнул. Хоть и не совсем ее понял. Водитель, молодой человек в кургузом полушубке, сердито кусавший длинный ус, на приветствие их не ответил.

— Воду на мне возить решила, да? — бросил он Елене Ивановне. — Не выйдет! Я тебе что, нанялся в две смены вкалывать?

— Спокойно, Воропаев! Не переработаете. За сверхурочные вам заплатят.

Яростно плюнув, Воропаев включил двигатель.

— Сначала… — она назвала адрес. — За астрономшей заедем.

Он резко оглянулся:

— По всему городу колесить?!

— Потом — во дворец. Жужжалкин если приедет, то на собственной…

Визжа на поворотах, «рафик» помчался по переулку, выскочил на проспект. И дальше… Обеими руками ухватившись за поручень, Касаткин всматривался в пролетающие мимо огни, пытался определить, где они проезжают. Наконец «рафик» затормозил, стал. Боднув головой воздух, отчего изо рта у него едва не выскочил мост, Николай Николаевич с кряхтеньем выпрямился, перевел дыхание. «Храните деньги в сберегательной кассе!» — взывала со стены неоновая реклама.

— Как вам не совестно, Воропаев?! — выкрикнула Елена Ивановна. — Вы же пенсионера везете! Старика! — Она чуть не плакала. — Он… он… — выпрыгнула из «рафика» на снег, скрылась в подъезде.

Несколько минут стояла тишина.

— Э-э… У вас сигаретки не найдется? — повернулся к пассажиру Воропаев.

— Не курю.

— Растряс я вас немножко. Извините. Не разглядел… С виду вы еще ничего…

— Благодарю, — хмыкнул Николай Николаевич.

— Знали бы вы, как она меня жучит! — хмуро посмотрел на него водитель. — Такая… Страшней войны! На курсы меня через комитет заставила… А на что мне курсы? Я этот «рафик» с закрытыми глазами одной левой разбираю!

Заскрипел снег, послышался голос Елены Ивановны:

— Сначала выступления интересных людей, потом Хор ветеранов, а под конец — танцы. Кстати, там буфет будет, красную рыбку завезли. Актив приготовит кофе… — Она пропустила вперед невысокую даму в каракулевом манто и энергично захлопнула за собой дверцу. — Поехали!