Осторожно поднявшись, я медленно двинулся к стражникам. Позвоночник непривычно мягкий, пружинит при каждом шаге, такое при прыжках и падениях удобно. Не раз видел, как коты приземляются с высоты на четыре лапы и идут себе по делам как ни в чем не бывало.
Подойдя на достаточное расстояние к воротам, я остановился, подергивая хвостом, как это обычно делают коты. Даже захотелось сесть и начать вылизываться. Еле сдержался.
Стражник с носом‑картошкой, что поближе, бросил на меня короткий взгляд и сказал соседу:
– Смотри, кто к нам пришел.
Второй посмотрел на меня с недоверием, в маленьких глазках брезгливость. Он переложил двурогую пику в другую руку и проговорил:
– Гони его. Сейчас жрать начнет просить. У нас все равно ничего нет.
– Да ну тебя, – ответил первый стражник и присел, вытянув ладонь. – Кис‑кис, иди сюда, черненький. Не бойся, этот дурень со всеми такой. Как еще жениться умудрился? Наверное, девка каждую ночь в подушку ревет.
Пока я изображал сомнение и шевелил усами, второй стражник прислонил пику к стене и начал оправдываться.
– Ничего не ревет, – сказал он раздраженно. – Ей вообще повезло, что взял ее с тремя сестрами. Живет теперь, как роцера в теплой трясине. Лиха не ведает. Ест досыта, нужды не знает.
Я сделал вид, что поверил круглоносому, и медленно подошел, бесшумно переставляя лапы. Стражник аккуратно погладил по голове, волна удовольствия прокатилась до самого хвоста. Не заметил, как откуда‑то раздались хрипловатые звуки. Через секунду понял – мурчу.
Когда стражник почесал мне подбородок, стало вообще невмоготу, хоть ложись на спину и подставляй пузо, чтоб гладил. Я сцепил зубы и пообещал себе не сдаваться.
– Бабам не только еда и вода нужна, – сказал первый стражник, снова возвращаясь к моей голове. – Им забота нужна.
– А это, по‑твоему, что? – ехидно спросил другой.
– Это тоже забота, – согласился напарник. – Только другая. Так можно о коте заботиться. Хотя нет, коту тоже ласка нужна. Видишь, как щурится? Нравится, значит.
Еще и щурюсь. Ну, вообще‑то да, достаточно светло, кошачий глаз не любит яркого. Я отодвинул голову от очередной попытки погладить, а то зачухает насмерть.
Только собрался придумать план побега, как круглоносый спросил:
– Мышей ловить будешь?
Я вытаращил глаза, как делают коты, когда хотят, чтобы их пожалели, похвалили и вообще любили всегда. На всякий случай издал подобающий звук:
– Мяу.
Стражник весело хлопнул себя по колену.
– Да он понимает! – радостно воскликнул он. – Все понимает. Ты ж мой котейка.
Наверное, если б не напарник – затискал бы и обслюнявил. Пришлось мысленно поблагодарить брюзжащего стража. Знал бы, кого так ласково гладит, тут же рассек бы пополам.
– Ну иди, – сказал круглоносый, пропуская меня внутрь крепости. – Подвал сам найдешь. А то у нас в последнее время нашествие грызунов и каких‑то лягух. Лягух ешь?
Я жалобно посмотрел на него, страж задумался.
– Нет? – протянул он. – Ну не страшно. Главное, мышей лови.
Я задрал хвост и гордо прошагал через ворота крепости. Когда преодолел пару волчьих прыжков, сзади послышалось недовольное:
– Вообще‑то, нам приказано никого не пропускать.
– Это ж кот, – раздалось в ответ. – Что с него будет?
Стражи остались позади, я осторожно двинулся вдоль стены, от которой тянет сыростью и прелой травой. Всюду шорохи и скрип, хотя в человеческом облике их, скорее всего, не слышно.
Подушечки на лапах касаются холодного камня, даже шерсть между ними не спасает. Зато кошачье зрение в приглушенном свете коридора лучше орлиного. Рельефные границы выпирают на полпальца и кажутся подсвеченными.
Коридор кончился огромным залом с длинным столом и узкими лавками по обеим сторонам. Судя по отсутствию гербов и гобеленов, это трапезная, для простых смертных. На стенах каменные бортики для свечек. Те сейчас погашены, но кошачьим глазам достаточно света из окон‑бойниц.
В дальнем углу проход, оттуда доносятся звуки, напоминающие клекот и хрип. Уши непроизвольно повернулись к нему, шерсть на спине вздыбилась.
Обогнув стол, я галопом пронесся через зал, у самого входа остановился и сильнее прислушался. Затем осторожно заглянул в проход.
За стеной, прислонившись к холодным камням, спит часовой. Кажется, стоя. Из глотки вылетают те самые клокочущие звуки, от которых дрожит воздух в трапезной. Страж любовно обнял пику, словно женщину, шлем наехал на лоб. Из‑под него торчат нос и мясистые губы, которые при каждом храпе смачно шлепают.
За ним винтовая лестница.
Покачав усатой головой, я прошел мимо нерадивого охранителя. Тот даже не шевельнулся, продолжил громко храпеть и шлепать губами. Через пару минут ступеньки остались позади, я выбрался на балкон.
От него через топь каменный мост, по бокам густым ковром стелется мох. На другой стороне темнеет второй проход, такой же узкий и высокий, как предыдущий.