Читаем Воришка Мартин полностью

– Не стану я думать! Я сам тебя создал, создам и небеса!

– Уже создал.

Он глянул вбок на бурлящую воду, потом вниз – на свои костлявые ноги. Ощутил дождь, брызги и ледяной холод, сдавивший плоть. Пробормотал:

– Ну и пусть. Ты сам наделил меня правом выбора и всю жизнь вел меня к этим страданиям – потому что это мой выбор. О, да! Я все понял! Что бы я в жизни ни делал, я в конце концов оказался бы на том же самом мостике в то же самое время и отдал бы тот же самый приказ, правильный или неправильный. Но если бы я выбрался из подвала по поверженным, опустошенным телам, сделал бы из них ступеньки и сбежал от тебя, ты бы все равно мучил меня? Пусть я их поглотил, но кто дал мне рот?

– Твоими словами не ответишь.

Яростный взгляд.

– Я подумал! Я предпочитаю боль и все остальное.

– Чему?

Он пришел в неистовство и замахнулся на черные сапоги.

– Черной молнии! Уходи! Убирайся!

Сдирая кожу на руках, он барахтался на залитой морем скале.

– Несчастный безумный моряк посреди океана…

Он вскарабкался вверх по Хай-стрит.

Ярись, реви, потоп!Пусть будет ветер, дождь и град, потоки крови,Шторма и смерчи…

Обежал по кругу Наблюдательный пост, спотыкаясь о камни.

Тайфуны, ураганы…

Свет ложился на море полосами, оттеняя горные кряжи и долины. Чудовищные валы прокладывали путь с востока на запад в торжественной процессии. Под их тяжкой поступью одинокая скала казалась соринкой, но жалкий клочок суши, не боясь утонуть, рвался вперед, ослепительно белыми вспышками выжигая себе дорогу. Скала Спасения, словно нос корабля, врезалась в волны. Густое облако водяной пыли стояло над полубаком, небесные залпы утюжили мостик, отшибая чувства и дыхание. Уцепившись за квадратную плиту, лежащую там, где прежде стояла старуха в серебряной маске, безумный всадник летел навстречу волнам и ветру. Снова заиграла далекая музыка, изо рта полились звуки:

– Быстрее! Быстрее!

Скала неслась вперед. Он пришпоривал ее пятками.

– Гони!

Каждая волна была событием. Качаясь и дрожа в сумрачном штормовом свете, водяные громады стремились вперед, и гребни их таинственно мерцали, отзываясь в мозгу вспышками маяка. Споткнувшись о скалу Спасения, волна вздымалась с яростным ревом, нависая над мелководьем. Скала выглядела крошечной оспинкой в гигантском пенистом водовороте, разевавшем над ней голодную пасть. Величественный гребень длиной в сотню ярдов взлетал и рушился, бросаясь на противника, словно целая армия.

– Быстрее!

Рука нащупала кружок на шнурке и вцепилась в него.

Рот закричал:

– Плевал я на твое сострадание!

За грохотом волн и неба послышался знакомый звук. Он был тише, чем море, музыка или голос, но центр его заметил, согнал тело с каменной плиты и запихнул в расщелину. Едва оно скрылось среди камней, как на западном горизонте мелькнуло черное щупальце молнии, и центр затолкал поглубже обрывки плоти и волос. Лопата вновь стукнула о жестяную коробку.

– Право руля! Я убью нас обоих. Врежусь в дерево твоей стороной, и от тебя останется мокрое место. Ничего нигде не записано!

Центр был умнее рта и знал, что делать: отправил тело к выбоине с водой, чтобы спрятать среди ила и кружащей пены. Выставив вперед руки, он упал плашмя и корчился на скале, как тюлень. Изо рта текла вода. Добравшись до илистой запруды, руки уперлись в преграду и сдвинули ее. Стук, скрежет, грохот падающих камней и воды. Глазам открылось безбрежное пространство волн и сумеречного штормового света. В грязной канаве, где прежде собиралась пресная вода, неподвижно лежало тело.

– Сумасшедший! Вот и доказательство!

Центр выволок тело из пещеры и послал туда, где прежде был Наблюдательный пост.

Ветви черной молнии раскинулись по всему небу. Грохот сотрясал воздух. Одна из ветвей упала в море, перечеркивая огромные волны, и осталась там. Море перестало двигаться, замерзло, превратилось в раскрашенную бумагу, разорванную черной линией. Там же была нарисована и скала. Раскрашенное море перекосилось, но в черную трещину, открывшуюся посередине, ничего не потекло. Трещина была окончательной, абсолютной, трижды реальной.

Центр не понял, швырнул он тело вниз или опрокинул мир. Скала оказалась прямо напротив лица, и он ударил по ней клешнями омара, проткнув насквозь. Скала повисла между клешнями.

Последняя молния ширилась. Звуков не было, ибо все звуки теперь потеряли смысл. Пропала музыка, и перекошенное рваное море было безмолвно.

Бормотание рта затихло.

Рта больше не было.

Центр еще сопротивлялся. Он позволил молнии вершить свое дело по законам этих небес. Глаз больше не было, но центр видел, что промежутки между ветвями молнии превратились в ничто. Страх и ярость центра выплеснулись наружу, хотя и рта больше не было. Без голоса и слов он выкрикнул в ничто:

– Насрать мне на твои небеса!

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

А земля пребывает вовеки
А земля пребывает вовеки

Фёдорова Нина (Антонина Ивановна Подгорина) родилась в 1895 году в г. Лохвица Полтавской губернии. Детство её прошло в Верхнеудинске, в Забайкалье. Окончила историко-филологическое отделение Бестужевских женских курсов в Петербурге. После революции покинула Россию и уехала в Харбин. В 1923 году вышла замуж за историка и культуролога В. Рязановского. Её сыновья, Николай и Александр тоже стали историками. В 1936 году семья переехала в Тяньцзин, в 1938 году – в США. Наибольшую известность приобрёл роман Н. Фёдоровой «Семья», вышедший в 1940 году на английском языке. В авторском переводе на русский язык роман были издан в 1952 году нью-йоркским издательством им. Чехова. Роман, посвящённый истории жизни русских эмигрантов в Тяньцзине, проблеме отцов и детей, был хорошо принят критикой русской эмиграции. В 1958 году во Франкфурте-на-Майне вышло его продолжение – Дети». В 1964–1966 годах в Вашингтоне вышла первая часть её трилогии «Жизнь». В 1964 году в Сан-Паулу была издана книга «Театр для детей».Почти до конца жизни писала романы и преподавала в университете штата Орегон. Умерла в Окленде в 1985 году.Вашему вниманию предлагается третья книга трилогии Нины Фёдоровой «Жизнь».

Нина Федорова

Классическая проза ХX века
Дочь есть дочь
Дочь есть дочь

Спустя пять лет после выхода последнего романа Уэстмакотт «Роза и тис» увидел свет очередной псевдонимный роман «Дочь есть дочь», в котором автор берется за анализ человеческих взаимоотношений в самой сложной и разрушительной их сфере – семейной жизни. Сюжет разворачивается вокруг еще не старой вдовы, по-прежнему привлекательной, но, похоже, смирившейся со своей вдовьей участью. А когда однажды у нее все-таки появляется возможность вновь вступить в брак помехой оказывается ее девятнадцатилетняя дочь, ревнивая и деспотичная. Жертвуя собственным счастьем ради счастья дочери, мать отказывает поклоннику, – что оборачивается не только несчастьем собственно для нее, но и неудачным замужеством дочери. Конечно, за подобным сюжетом может скрываться как поверхностность и нарочитость Барбары Картленд, так и изысканная теплота Дафны Дюмурье, – но в результате читатель получает психологическую точность и проницательность Мэри Уэстмакотт. В этом романе ей настолько удаются характеры своих героев, что читатель не может не почувствовать, что она в определенной мере сочувствует даже наименее симпатичным из них. Нет, она вовсе не идеализирует их – даже у ее юных влюбленных есть недостатки, а на примере такого обаятельного персонажа, как леди Лора Уитстейбл, популярного психолога и телезвезды, соединяющей в себе остроумие с подлинной мудростью, читателю показывают, к каким последствиям может привести такая характерная для нее черта, как нежелание давать кому-либо советы. В романе «Дочь есть дочь» запечатлен столь убедительный образ разрушительной материнской любви, что поневоле появляется искушение искать его истоки в биографии самой миссис Кристи. Но писательница искусно заметает все следы, как и должно художнику. Богатый эмоциональный опыт собственной семейной жизни переплавился в ее творческом воображении в иной, независимый от ее прошлого образ. Случайно или нет, но в двух своих псевдонимных романах Кристи использовала одно и то же имя для двух разных персонажей, что, впрочем, и неудивительно при такой плодовитости автора, – хотя не исключено, что имелись некие подспудные причины, чтобы у пожилого полковника из «Дочь есть дочь» и у молодого фермера из «Неоконченного портрета» (написанного двадцатью годами ранее) было одно и то же имя – Джеймс Грант. Роман вышел в Англии в 1952 году. Перевод под редакцией Е. Чевкиной выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Агата Кристи

Детективы / Классическая проза ХX века / Прочие Детективы
Пнин
Пнин

«Пнин» (1953–1955, опубл. 1957) – четвертый англоязычный роман Владимира Набокова, жизнеописание профессора-эмигранта из России Тимофея Павловича Пнина, преподающего в американском университете русский язык, но комическим образом не ладящего с английским, что вкупе с его забавной наружностью, рассеянностью и неловкостью в обращении с вещами превращает его в курьезную местную достопримечательность. Заглавный герой книги – незадачливый, чудаковатый, трогательно нелепый – своеобразный Дон-Кихот университетского городка Вэйндель – постепенно раскрывается перед читателем как сложная, многогранная личность, в чьей судьбе соединились мгновения высшего счастья и моменты подлинного трагизма, чья жизнь, подобно любой человеческой жизни, образует причудливую смесь несказанного очарования и неизбывной грусти…

Владимиp Набоков , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века / Русская классическая проза / Современная проза