Ворлок из Гардарики

«Не спится же тебе, серый! Наверняка за день выдрыхся. Нет у тебя ни забот, ни хлопот, а враги простые и понятные — сражаются честно, исподтишка не нападают, если проигрывают, то уходят, а не затаивают злобу, чтобы потом выждать удобный случай и отомстить».

Вратко перестал бояться волка. Возможно, он уже переступил черту, когда страха не остается. Дальше пугай, не пугай — все едино. Усталость тела и безразличие души. Парень засыпал несколько раз. Просыпался, оглядывал поляну и вновь засыпал. Он утратил ощущение времени и уже не мог бы ответить с уверенностью: полночь сейчас или дело идет к рассвету. В последний раз его разбудило замеченное сквозь полудрему движение.

Волк поднялся, потянулся, словно кошка, зевнул, распахнув полную острых зубов пасть. Зверь прислушался, глядя между серых буковых стволов, развернулся и ушел, махнув хвостом на прощание.

Только когда ночной страж скрылся из виду, Вратко сообразил, что луна не светит больше, а тьма сменилась серой мглой, которая позволяет все видеть, не особо напрягая зрение.

Рассвет.

Что же спугнуло волка? Эйрик возвращается? Не похоже на него. Разве что приказ хевдинга поднял викинга в такую рань и выгнал в путь, мочить росой сапоги.

Звонко треснул сучок под чьей-то ногой.

Близко… Каких-то пять—десять шагов.

Страх вновь вцепился в сердце словена когтистой лапой.

Он замычал. Если бы не кляп, то заорал бы во всю силу легких.

— Эй, Подарок, ты чего? — произнес вдруг знакомый голос.

Хродгейр? Живой? Или это морок, навьи[123] шутки?

Они вышли из-за спины, вернее из-за дерева, и обступили Вратко плотным полукольцом. Хродгейр, Олаф, Гуннар, Рагнар Щербатый, Игни и Свен. Рианна протиснулась между плечистыми викингами с такой радостью на смуглой мордашке, что новгородец в один миг осознал, кого нужно благодарить за чудесное спасение. Он замычал еще сильнее, от чего Олаф выпучил глаза:

— Эка они тебя…

Одним движением норвежец избавил Вратко от унизительного кляпа.

Со свистом парень втянул прохладный лесной воздух. Попытался выговорить хоть слово, но затекшая челюсть не слушалась — получилось лишь мычание. Как у немого. Страшновато вышло. Даже суровые викинги передернулись…

— Язык-то на месте? — осторожно поинтересовался Игни.

— Щас погляжу, — ответил Олаф. Наклонился и придирчиво осмотрел рот новгородца. — На месте…

— Воды ему дайте, — распорядился Хродгейр. — Всю ночь с кляпом проторчать…

Пока Рагнар отстегивал от поясного ремня флягу и вливал изумительно вкусную воду тонкой струйкой в рот словена, Черный Скальд пояснил:

— Рианна помогла тебя найти. И про Асмунда все рассказала.

— Может, отвяжем? — спросил Свен. Он лишился своей любимой секиры, зато на правый бок привесил меч. Это чтобы левой рукой мог вытащить, догадался Вратко, ведь десница викинга висела на перевязи.

— Пока не будем, — вздохнув, сказал Хродгейр. — Ты выдержишь еще чуток около дерева?

Новгородец кивнул, пролив воду на подбородок.

— Вы… держу… — Похоже, речь понемногу возвращалась к нему.

— Ну и молодец. Ты крепкий парень, другой к нам не прибился бы, — серьезно проговорил Гуннар.

— Я вот к чему, — поспешно добавил предводитель. — Люди Модольва должны к тебе вернуться. Просто из любопытства — проверить, как ты тут мучаешься. А мы их встретим.

— Встретим и приветим, — оскалился Олаф. Его голова была обмотана тряпкой, а кожаную куртку покрывали бурые потеки, очень уж похожие на запекшуюся кровь.

— Уж приветим так приветим, — сурово бросил Рагнар. — Мало не покажется.

— Мария… Харальдовна… у них… — с трудом проговорил Вратко.

— Да знаю я, — хмуро ответил Черный Скальд. — Пока ей ничего не сделают. А к полудню, глядишь, и вызволим.

— Монах Бернар говорил, войско Харальда разбито… — в надежде услышать опровержение, начал новгородец, но по унылым лицам викингов понял — не соврал святоша.

— Разбито. В пух и прах разбито… — глядя в землю, произнес Гуннар. — Те, кто уцелел, по округе разбежались. Одна надежда — гоняться не будут. Мы саксам тоже здорово всыпали.

— Наших много погибло? Сигурд где?

— Убили Сигурда, — зло отвечал Хродгейр. — И Бёдвара, и Стена, и Хорнбьерна… Всех не перечислить. Ты видишь всех, кто из моей дружины уцелел. И хевдинг Торир полег со всей дружиной. Хирдманы Харальда все погибли, а с ними и Тостиг-ярл со своими людьми… Тесно сегодня будет в Вальхалле.

— Ты знаешь, что Бернар и Модольв злоумышляли против Харальда-конунга, желали ему проигрыша… — быстро заговорил Вратко. — Они и саксам желают… беды. Хотят, чтобы нормандский герцог завоевал Англию…

— А чем мы им помешать сможем? Теперь уж точно ничем. Шесть мечей и два скальда — невелико войско. Выбраться бы целыми к дреки… И то неизвестно, не пожгли ли их саксы.

В глазах Хродгейра мутно клубилась беспросветная тоска. Да и его верные дружинники выглядели не лучше. Не бесшабашная удаль лихого рубаки, в одиночку бросающегося на сотню врагов, а мрачная решимость загнанного в угол, израненного бойца, способного поджечь дом, который защищает, лишь бы только не достался он врагам. Про таких говорил Тьодольв из Хвинира в «Перечне Инглингов»: