Ворлок из Гардарики

Словен запоздало испугался, посунулся назад, стараясь скрыться за широкими плечами Черного Скальда.

Но Харальд уже смотрел на него. Смотрел в упор, но казалось, что видит душу насквозь. Стальной взор правителя лишал воли, сковывал руки и ноги. Парень замер, забыв завершить начатое движение.

— Подойди сюда, скальд!

Хродгейр и Вратко шагнули вперед одновременно. Переглянулись недоуменно. Кого из них звал владыка?

— Оба! — хрипло рявкнул конунг. — Если можете что-то сделать, делайте!

Черный Скальд растерянно замялся, переступая с ноги на ногу. Словену, напротив, точно под зад коленом кто-то дал. Он кинулся на зов, падая на колени, и последние пару шагов проехался по щебню, разодрав в клочья добрые порты и свезя кожу до крови.

Без всякой почтительности парень оттеснил Бирсейского епископа, сжал пальцами виски Марии Харальдовны, касаясь мозолистой, как у матерого викинга, ладони конунга. Зашептал, запинаясь от волнения:

Навьи виденья,
Призраки мерзкие,
Черные чары,
Прочь убирайтесь
Тропою тресковой
В северный край,
Черту вечной ночи…
Здесь вы не в радость!

Читая вису, он боялся оторвать взгляд от лица королевны, кожей ощущая разлитую вокруг надежду, густо замешанную на недоверии пополам с досадой. Влез, мол, чужак, неуч, невежа… Епископ и вовсе пульсировал ненавистью, которую сдерживал лишь страх перед конунгом. А то бы он показал, что бывает с творящими волшбу пред светлыми очами церковного иерарха!

Одно томительное мгновение сменялось другим.

Сердце колотилось в груди, словно родное новгородское било, сзывающее честной люд на вече.

Мария выдохнула и обмякла. Тут же задышала размеренно, хотя и тяжело, будто бегом на гору взобралась. Судороги больше не терзали ее, сомкнулись посиневшие губы.

— Ты сотворил чудо, скальд из Гардарики… — еще не веря в случившееся, проговорил Харальд.

— Ave, Maria, gratia plena…[50] — затянул епископ, истово крестясь.

Веки королевны дрогнули, поднялись. В них плескался ужас, подобный ревущему шторму в датских проливах.

— Я видела… — прошептала она. — Видела…

— Что ты видела? — понизив голос, наклонился к ней Харальд.

— Беда грядет… — Девушка попыталась сесть, но не сумела даже поднять головы.

Конунг подхватил ее и усадил, с трогательной нежностью поддерживая за плечи.

Священник продолжал молитву:

— …Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatуribus, nunc et in hora mortis nostrae…[51]

— Беда грядет… — повторила Харальдовна.

— Что за беда?

Мария покачала головой:

— Вели всех отослать.

«Вот истинная дочь конунга! — подумал Вратко. — Все правильно. Лишние уши ни к чему. А то потом слухи пойдут, кто-нибудь наврет с три короба, кто-то попросту перепутает»…

Словен поднялся, зашипев сквозь зубы от боли в содранных до мяса коленках.

— Все слышали? — поднял голову Харальд.

— Расходитесь! Расходитесь! — перекрывая гул толпы, радующейся чудесному исцелению королевны, закричали ярлы и хирдманы.

Черный Скальд кивнул новгородцу — пошли, дескать, со мной, перемолвиться надо.

— Эти двое пусть останутся, — внезапно проговорила Мария.

— Это еще что за… — нахмурился конунг.

— Так нужно, — ничего не пояснив, отчеканила девица. И голос вроде бы слабый после перенесенной напасти, а поди ты, поспорь.

Даже конунг, прозванный Суровым, не решился возразить. Махнул рукой Хродгейру и Вратко — оставайтесь.

Глава 11 Брогарское кольцо

Медленно, как бы нехотя, воины расходились. Тщательно скрывая обиду, покидали берег ярлы и верные советники норвежского конунга. Хирдманы Харальда отошли шагов на десять и застыли с невозмутимыми лицами. Вот уж в ком нет любопытства. Одно лишь повиновение приказам вождя. Надо будет, так и в огонь сиганут, не раздумывая.

Вскоре подле конунга и королевны остались лишь Вратко с Черным Скальдом, ярл Торфинн с епископом Бирсейским да Халли Каша. Здешнему ярлу Харальд разрешил присутствовать — нет ничего достойного, если гость прогоняет хозяина на его же земле, а церковному владыке никто не решился указывать, что делать. Надо думать, божий человек никогда не помешает, а то и подскажет мудрым советом, если нужда приспеет. А исландского скальда никто вроде бы и не заметил. Умел, если было нужно, становиться невидимым. Вроде бы и есть, а в то же время и нет его.

Харальд-конунг сидел туча тучей, того и гляди молнии из глаз вырвутся, но молчал.

Мария Харальдовна продолжала тяжело дышать и промокала вышитым рукавом испарину, проступившую на лбу. Так бывает, если отступает страх или предельное напряжение сил сменяется покоем.

— Что ты видела, дочь моя? Говори! — вроде бы и ласково, но весьма бесцеремонно поинтересовался епископ Торольв.

Девушка глянула на него с опаской и недоверием.

— Не бойся, говори, — обнадежил ее Бирсейский прелат. — Я — лицо духовное…

— Я не боюсь, — отчеканила Мария и попыталась подняться, но тяжелая отцовская рука удержала ее.

— Сиди. Говори. Мы слушаем. — Каждое слово конунга падало, словно удар меча по вражеским шлемам.