Воробей

Иероним Ясинский Воробей

– Да я, знаете, жениться еду…

– Студент? Жениться? Безусый!.. Батенька! Куры смеяться будут!.. Сколько вам лет?

– Мне двадцать…

– Двадцать! Ха! Каков! А девица лет пятнадцати? Любопытство – обоюдное и неудержимое? А?

Студент покраснел и сердито нахмурил брови…

– Позвольте узнать, с кем я имею честь?

– Вот тебе на? Всю дорогу болтал, болтал! Всё о себе выболтал… и даже о том, что женится! Не пощадил нежнейшей струны своего сердца! Пил мой херес и ел мои бутерброды!.. И теперь вдруг – «позвольте узнать»… Но, впрочем, извольте: адвокат Несамов.

– Ах, господин Несамов!

– Знаком?

– Как же! То есть, Боже мой, я столько слыхал… И даже читал… в «Киевском вестнике»… Там ваша речь… Вы меня извините, господин Несамов… Я… У меня вспыльчивый характер. А моя фамилия – Воробей.

Молодой человек сконфуженно смотрел на розовое, полное лицо адвоката, обрамлённое рыжей бородкой. Адвокат посмеивался, сверкая перламутровыми белками выпуклых карих глаз, и полулежал в непринуждённой позе на пружинном с прямой спинкой диванчике вагона второго класса. Он был одет по последней моде того времени. На нём были клетчатые песочные брюки с яркими лампасами, облипавшие его жирные ноги, пиджак бутылочного цвета из дорогого толстого драпа, с длинными вытянутыми наподобие рогов, лацканами, голландское цветное бельё, золотая цепочка у часов, лакированные с тупыми носками ботинки и триковая шапочка без козырька, еле державшаяся на макушке. Нос у него был круглый, сизый, испорченные зубы. Адвокат курил сигаретку.

– А, так вы – вспыльчивый молодой Воробей! Новое признание. Пока мы доедем до вашей станции, я буду вас знать как свои пять пальцев! Кроме того, усматриваю, что вы с почтением относитесь к авторитетам… Рекомендация «Киевского вестника» спасла меня, может быть, от дуэли! Одобряю. Но вернёмся к прерванному… Смерть, люблю слушать описание амуров! Ну, любовь ужа-сная?..

Воробей напряжённо улыбнулся. И побуждаемый тем странным суетным чувством, которое иногда заставляет юных и неустановившихся людей говорить и делать пошлости, чтоб только вызвать предполагаемое одобрение других, он, под влиянием властительного взгляда блестящих чувственных глаз адвоката, проговорил в порыве позорной откровенности, от которой лицо его вдруг вспыхнуло:

– Беспредельная! Если б я не был честный человек… Я мог бы без брака…

– Э!

– Она меня так любит!! Так любит!.. Так… что…

– Эмм…

– Одним словом…

– Э?

Молодой человек произнёс несколько фраз шёпотом.

– Ххе-хе! Блондиночка?

– Да, просто дитя какое-то… Самых простых вещей… Наивность…

– Хе!

– И при этом, знаете, совершенная пушинка!

– Ххе-ххе-хе!

– Вот приданое только тово… Маловато. Пять тысяч! А то всё было бы хорошо, – заключил свою исповедь Воробей, проводя в испуге платком по лицу.

Он сам не мог постигнуть, зачем он прихвастнул насчёт пяти тысяч. Так, с языка сорвалось. Может быть, он хотел оправдать свою женитьбу?..

Адвокат посмеивался, глядя на него спокойным, меряющим, почти оскорбительным взглядом.

– Ну, ничего. Пять тысяч!! Ничего. Проживёте до окончания курса. Пушинка много не съесть… Так вот как! Женится счастливец! И даже с заранее обдуманным намерением! Заботится не об одном удовлетворении эфирных вожделений, но имеет ввиду и капитал!.. Вот подите ж… а двадцать лет!

Раздался свисток.

– Послушайте, мой благоразумный друг… Это уж не ваша ли станция?

Сердце Воробья забилось особенно сильно, главным образом потому, что представлялся естественный случай выйти, наконец, из заколдованного круга неловких положений, в какие он всё время ставил себя, беседуя с Несамовым. Но, чтобы хоть раз поддержать своё достоинство, он нашёл приличным сделать равнодушное лицо. Он отвечал уныло:

– Да… здесь сойду…

– Что ж это вы так внезапно заскучали? Ведь сейчас Пушинка… Чёрт побери, ведь в ваши годы… Или страх обуял? Боитесь обмана? Да вы будьте осторожнее. Перед венцом деньги потребуйте, а Пушинку в укромном месте допросите… без церемоний. Вы не понимаете, какое удовольствие беседовать с молоденькой барышней без церемоний!

Воробей кисло улыбался и смотрел в даль. Там, на бледно-золотистом горизонте, в тумане, медленно двигаясь вперёд, синела полоска леса; ближе бежало назад зелёное бархатное поле, а ещё ближе мчались один за другим телеграфные столбы. Вагон дрожал, и слышался стук рычагов паровоза.

– Знает ли Пушинка, что её ожидает сегодня? – продолжал Несамов, не спуская с молодого человека блестящих глаз. – И чувствует ли она приближение этого юного черноокого злодея?

Он фамильярно хлопнул его по коленке нежной, белой, почти дамской ручкой.

– У, какие у него кости! Бедная Пушинка!

Особа, лежавшая всю дорогу на своём диванчике, закутавшись в бурнус и обложившись подушками, приподняла красное смятое лицо, посмотрела тупо кругом и опять уронила голову, перевернувшись на другой бок и показавши белые чулки, туго натянутые на круглые икры.

– Вот это моё почтение! – с увлечением сказал Несамов, улыбаясь и скашивая глаза в сторону спящей особы. – Вот…

– Да ведь и вы, кажется, в теле… – осмелился сказать Воробей.

– А, да, и я!