Молодой парень, который выдвинулся из толпы и которого, судя по всему, они признавали за предводителя, с самоуверенным видом встал перед аббатом. Это был рослый и ладно скроенный молодец, державшийся развязно. У него было смазливое лицо, и, казалось, он слишком хорошо сознает свою пригожесть. Вдобавок он имел самый щегольской вид, как будто нарядился для праздника во все самое лучшее: сейчас, правда, его кафтан был несколько помят и потрепан - ему, очевидно, досталось в пылу погони, - а красное одутловатое лицо свидетельствовало, что он изрядно накачался вином. От вина-то он, как видно, и расхрабрился, иначе вряд ли вел бы себя так вызывающе, очутившись лицом к лицу с самим аббатом.
- Я скажу за всех, святой отец! Это - мое право. Мы вовсе не желаем оказать неуважение к аббатству и вашей милости, но мы хотим, чтобы нам выдали этого человека, совершившего нынче ночью грабеж и убийство, в чем я его обвиняю, а остальные подтвердят. Он оглушил моего отца и украл драгоценности из кованого сундука, поэтому мы пришли его схватить. И сейчас мы, с позволения вашей милости, избавим вас от его присутствия.
Они бы и впрямь выполнили свое намерение, если бы не монахи. Но аббат не шелохнулся, а остальные братья стеной стали рядом с настоятелем, преграждая дорогу толпе.
- После того, как вы ворвались к нам, точно разбойники, я ожидал услышать от вас извинения, - резко ответил аббат. - Что бы там ни сделал этот человек, однако не он проливал кровь и не он угрожал обнаженным клинком в стенах церкви, на самых ступенях алтаря. Может быть, он и совершил преступление, но здесь он не чинил насилия, а, напротив, сам ему подвергся. Вам лучше поразмыслить на досуге о спасении ваших душ! А если вы пришли с законной жалобой, то где же представители закона? Я не вижу среди вас помощника шерифа. Не вижу я и провоста, который мог бы выступить с обвинением от имени города. Я вижу лишь свору, которая ничем не лучше убийц или разбойников. А теперь ступайте отсюда и постарайтесь отмолить свои прегрешения! А со своими обвинениями идите туда, куда положено обращаться законопослушным горожанам.
Во время его речи часть толпы опамятовалась, и, поняв, что напрасно ворвались в церковь, люди начали потихоньку расходиться, решив убраться от греха да поскорей улечься в постель. Однако уличные бездельники, охочие до всякого безобразия, никуда не уходили, они еще топтались на месте, упрямо чего-то ждали и поглядывали с недобрым любопытством. Кадфаэль знал их почти всех в лицо. Очевидно, аббат Радульфус, хотя и не был местным уроженцем, разбирался в них лучше, чем они подозревали. Он, как скала, возвышался над толпою, грозным величием своим сдерживая страсти.
- Господин аббат, - обратился к нему все тот же щеголь, - если вы отдадите молодчика нам, то мы его доставим куда положено.
"Как бы не так! - подумал брат Кадфаэль. - Доставите... до ближайшего дерева!"
На пути к реке деревья росли во множестве.
Кадфаэль пальцами снял нагар со свечей, которые вновь вспыхнули ярким пламенем.
- Этого я не могу сделать, - твердо отчеканил аббат. - И будь здесь даже представитель закона, все равно никакая сила не может заставить человека выйти, раз он решил остаться под защитой алтаря. Вы не хуже меня знаете о праве отдавшегося под защиту алтаря и так же хорошо знаете, что нарушение этого права карается смертью, а для души грозит вечной погибелью. Ступайте отсюда, дабы не осквернить насилием святое место! Нам же надлежит выполнить наши обязанности.
- Но позвольте, ваша милость, - униженно пролепетал сердитый молодой человек, тряхнув кудрями, но не смея нарушить почтительную дистанцию. - Вы даже не выслушали нас и не знаете, какое преступление...
- Я выслушаю вас при свете дня, - оборвал его Радульфус. - Приходите утром с шерифом и сержантом, чтобы спокойно и по всем правилам обсудить этот вопрос. Однако предупреждаю - этот человек отдался под защиту алтаря, и согласно обычаю он получил здесь убежище, так что ни вы и никто другой не может насильно вывести его из этих стен, пока не минует надлежащий срок.
- А я предупреждаю вас, святой отец, - весь красный от гнева, молодой человек перешел на крик, - что, если он посмеет высунуться за порог, мы его встретим, и тогда то, что произойдет за пределами владения вашей милости, уже не касается ни вас, ни церкви!
Несомненно, парень был в подпитии: никогда горожанин, даже из богатой семьи, не осмелился бы вести себя так вызывающе. Он и сам испугался своих хмельных речей и в смущении отступил перед аббатом.
- А как же Бог? - холодно спросил Радульфус. - Идите с миром, люди, пока вас не настигла Его кара!