Воробей т.2

Казаки уже у выхода. По конвойному протоколу двое из четырех сопровождающих должны выйти вперед меня. Оценить, так сказать, едрешкин корень, обстановку. Бред конечно. Какая, к дьяволу, обстановка⁈ Толпа там меня ждала. Море разнокалиберных голов и оркестр. И если там и есть террорист, то выявить его, вычислить среди тысяч обычных зевак, практически не реально. Так что: вдох — выдох, мысленно перекреститься, и шагнуть вперед.

Лето. Тепло. Солнце жарит, словно Томск не в Сибири находится, а где-нибудь в Египте. Но перрон в тени. Пассажирские платформы прикрыты сверху ажурной крышей. Но видно все отлично. Не кромешная тьма. Я вышел и взялся за поручень, чтоб не споткнуться невзначай при спуске, и замер. Потому что на Томском вокзале вдруг настала полная тишина. Замерли медные трубы, опустились палочки барабанщика, стихли вопли детей и окрики полицейских. Только трудяга — паровоз продолжал как-то приглушенно пыхать где-то впереди, но и он будто бы был частью этой тишины.

Мать моя — женщина! Что происходит?

— Герман Густавыч! Благодетель! — завопила вдруг в этой невероятной тиши какая-то тетка из толпы. — С возвращением домой!

— Ура, его высокопревосходительству! — зычно скомандовал незнакомый офицер в мундире полковника. И вся эта невероятная орда людей заорала так, словно неделю репетировала:

— Ура!

Да так, что в один миг уши заложило, а стекла в крыше над перронами тоненько задребезжали.

— Ура!

Все не унимался народ. А меня попустило. Дошло, наконец, что пришли сюда все эти люди не по наущению местных властей, а по зову сердца. И что мне тут рады. Что меня тут любят, и очень-очень рады видеть.

— Ура! — третий раз прогрохотала толпа, и тут только разглядел я людей, стоящих впереди, возле спуска из вагона. Заметно постарейшего, почти полностью седого уже Фризеля, какого-то незнакомого чиновника в мундире действительного статского советника — видимо нового Томского губернатора Андрея Петровича Супруненко. За их спинами возвышались две «башни»: огромный, медведеобразный Тецков и длинный, колонча, Цибульский. А дальше — лица, лица, лица. Незнакомые, знакомые смутно, хорошо знакомые. Множество драгоценных моему сердцу томичей.

Чайковский! Его сына, композитора Петра Ильича, я довольно часто в столице видел. Покровительствовал даже по мере сил. Средств подкидывал. Их семья, с тех пор, как Илья Петрович возглавил Томский железоделательный завод, не бедствовала. Жалование у отставного инженер-генерала-майора было многим министрам на зависть. Плюс еще проценты с доходов предприятия, как акционера. Иной год и до тридцати тысяч приносил. Гигантская по нынешним временам сумма.

Но одно дело здесь, и совсем другое — в Санкт-Петербурге. Все-таки столица — довольно дорогое место для жительства. То, что в Томске копейку стоит, в Питере — гривенник. Потому и от помощи начинающий композитор не отказывался. Понимал, что в моем к нему расположении, не так его талант виновен, как некие обязательства, связывающие меня с его батюшкой.

Восемьдесят лет в этом году Илье Петровичу в конце июля случилось. Многие в такие годы уже в развалин превращаются. Только и могут, что на солнышке сидеть, да былые подвиги вспоминать. Но, нет. Наш генерал не таков! Его энергии молодые завидуют. С завода сообщают, господин директор утро начинает с того, чтоб по цехам пробежаться. В каждую дырку заглянуть, да на лица рабочих взглянуть. А сколько он денег с акционеров на обеспечение достойной жизни работяг вытянул, не вышептать! Писали, в наш рабочий поселок при заводе даже иностранцы приезжали. Вроде как опыт перенимать.

От братьев Нобилей человек точно приезжал. Но это уже я в том виновен. Расписал шведам, как у нас все устроено, и какую мы с того отдачу имеем. Все же связано. Как человек живет, как отдыхает, так и работать будет. А о том, что на места новых рабочих, буде такие появляются, у нас конкурс до пяти человек на одно, и говорить излишне. Оно и так понятно. Так, как у нас, в Сибири нигде больше не зарабатывают. Даже с хваленых Асташьевских приисков люди приходят, сравнивают.

Гордость, опять же. Лидер Сибирской индустриализации. Рельсами, на нашем заводе выделанными, чуть не весь путь от Красноярска до Тюмени выложен. Есть у тебя в усадьбе топор? Так в трех хозяйствах из каждых пяти весь инструмент наше клеймо имеет. Сейчас вот узкоколейку до Шорских месторождений дотягивают. Чугун там давно уже варят. Но прежде чушки чугунные к навигации накапливали, и на баржах по Томи летом к заводу тянули. Теперь круглогодично сырье поставляться будет. Ну и людей попутно перевозить. С тех пор, как Государь концессии на Алтайские месторождения дозволил частным людям продавать, в Шории и на Алтае много чего по наоткрывалось. Чуйский тракт чуть ли не в шоссе превратился. Из Чуйской степи серебро и свинец везут. В Кош-Агаче, где я, помнится, церковь православную закладывал, центр торговли с Монголией выстроили. Со знаменитой Нижегородской ярмаркой конечно не сравнить, но торговые обороты каждый год удваиваются.