Воробей т.2

О том, что налоговая реформа потенциально может привлечь в казну дополнительно под сотню миллионов, старался не думать. Потому что расчеты расчетами, а реальность периодически выкидывает такие коленца, что только за голову хвататься остается. Одному Господу ведомо как оно все пойдет. И будут ли вообще эти «лишние» миллионы.

Вечером восьмого сентября, в воскресенье, в Светлый праздник Рождества Пресвятой Богородицы, я, наконец, прибыл в Санкт-Петербург. И, как выяснилось, успел как раз вовремя. Ибо, как только известие о моем приезде донеслось до ушей Наденьки, та вдруг надумала родить.

Удивительные все-таки существа — эти женщины. Девять месяцев носить в животе нового человечка, готовиться, знать, в конце концов, что наступит момент, когда его придется родить, и все равно испугаться в последний момент. И ладно бы это наше дитя было бы первым. Нет. Третье.

Благо в старом доме все было уже давно готово. Слуги четко знали что делать. Доктор с акушеркой явились так быстро, будто бы за углом ждали, когда их позовут. Ну а то, что первый, что вторая оказались несколько подшофе, так праздник же. Грех не порадоваться.

Три часа и бутылку коньяку спустя, мне предъявили малюсенький сверток с краснокожим, как индеец, младенцем. Со сморщенным недовольным личиком и известием, что на этот раз Господь послал нам с Наденькой дочь. Имя придумали уже давно. В том числе, женское, если будет вдруг востребовано. Ну а так как это был наше первое дитя после награждения меня графским титулом, то и назвали мы дочурку Евгенией. Что в переводе с древнегреческого означало — благородная.

Барон Жомейни

За хлопотами и заметить не успел, как сначала наступил понедельник, а потом и утро. Утомленный бессонной ночью, на службу не пошел. Решил, что ничего страшного не произойдет, если мои каникулы продлятся еще на один день. Тем более что и сваливаться, как снег на голову, своим кабинетским — тоже идея так себе. Можно случайно увидеть что-нибудь неприятное — вроде отлынивающих от работы чиновников — разочароваться, и, с устатку, начать причинять справедливость. У меня и без этого людей не хватает, а станет их еще меньше.

В то, что канцелярию премьер-министра не оповестили о моем возвращении, совершенно не верилось. В курсе они, в курсе. И мои люди, и люди регентов, и конечно — служащие князя Владимира. А к вечеру понедельника, наверное, даже столичные шавки подзаборные узнали, что Воробей вернулся.

Лег почивать, строго на строго наказав слугам разбудить меня к обеду. То, что на службу не пошел — мое личное дело. Могу и прямо из дому работать. Это вообще многими столичными вельможами практикуется. А вот в том, что не известил о своем возвращении непосредственное руководство, уже проступок. Злые языки не преминут воспользоваться, нашепчут в уши, что, дескать, возгордился, зазнался, царская семья ему не указ…

Потому, проснувшись и перекусив, немедля сел писать коротенькие послания с запросами на высочайшие аудиенции. Князю Александру, князю Владимиру и вдовствующей императрице Марии Федоровне. Остальным — перебьются. Остальные, учитывая мое, через орден, вхождение в семейный клан правящей фамилии, по положению мне должны отчитываться, а не я им.

И конечно, пришлось отправлять гонцов. Не телеграммы же слать. В этом деле даже телефон, окажись он под рукой, нельзя использовать. Только бумага, и только собственноручно написанный текст. Выражение подчиненного положения, уважения к адресату и верноподданнических чувств. Только так.

Отправил. Каждого проинструктировал лично. Что говорить, как говорить и непременно предложить доставить ответ, коли он случится.

Санкт-Петербург — большой город. Даже не в плане количества населения, а в плане расстояний. Это только в сравнении с двадцать первым веком кажется — ничего такого. Столица едва-едва за Фонтанку выползла. Но ведь и автомобилей пока еще нет. Не говоря о метро. К тому же и бегать приличным горожанам по улицам практически запрещено. Бегают дети и преступники. Одни от переполнявшей их энергии, вторые от полиции. На бегущего взрослого автоматически накладывается подозрение в злом умысле, а городовых в Питере много. Не говоря уж о дворниках, которые, кстати, тоже считаются младшими служащими МВД, хоть и внештатно.

Санкт-Петербург — большой город, и как бы мои гонцы не торопились, процесс оповещения начальства затянулся. Впрочем, я и не ждал ответов ранее следующего утра. Газеты ни о чем экстраординарном не писали. Слуги, охотно делящиеся с Наденькой городскими слухами, тоже ничего этакого не сообщали. Значит, никакой острой нужды в моем немедленном лицезрении у членов царской семьи и не было. Опять же, положено несколько задержать ответ. Показать, так сказать, мое истинное положение в обществе. А я кто? Вице-канцлер, первый министр и приемный дальний родственник, конечно. Но не друг, не собутыльник. Просто чиновник. В высоких чинах, но все же — всего лишь один из многих.