Воробей, том 1 (СИ)

- А причем тут мое отношение? – теперь уже совершенно искренне удивился я. – Мне, признаться, совершеннейше все равно, вступит Англия в войну, или еще подождет. Да и кому, вообще, интересно мое мнение?

- Барон Радовиц заручился вашей поддержкой, и дело, кое он полагал безнадежным, тут же сладилось.

- Случай, - пожал я плечами. – Видите ли, я не особенно жалую Францию.

- Оу, - тут же приободрился дипломат. – Коли вы не жалуете Францию, то питаете к Англии более теплые чувства. Разве я не прав? Или то, или другое. Третьего не дано!

- Вы не перестаете меня удивлять, мой друг. Разделить весь огромный мир на франкофилов и англофилов... Однако! И что же именно заставляет вас думать, будто бы я не могу быть настоящим патриотом своей Отчизны? Император Николай неоднократно повторял, что лучшие друзья и союзники моей многострадальной Родины – это ее миллионная армия при десяти тысячах новейших пушек. И я положительно в том согласен.

- Сколько? Я не ослышался? Вы, ваше высокопревосходительство, изволили назвать число в десять тысяч?

- Ну, да, - дернул я бровью. – Без нескольких сотен, десять. Что тут этакого? Вот с флотом у нас действительно тяжело. Мы, конечно, строим стальные корабли, но так и не придумали, как их правильно использовать. Давеча вот еще десяток заложили...

- Поразительно! Удивительное достижение! – британец прямо-таки лучился энтузиазмом. – Миллион солдат при десяти тысячах пушек! Вот это сила! Вы просто обязаны участвовать в этом неожиданном континентальном конфликте!

- Зачем?

- Ради установления всеобщего мира и благолепия, - привел какую-то фантасмагорическую причину англичанин, и даже откинулся на спинку кресла, как человек до конца выполнивший свое предназначение. По его мнению, был приведен неоспоримый аргумент.

- Да пусть их. Нам с той войны ни холодно, ни жарко, - отмахнулся я. – Хотят выпускать друг другу кишки, так и пусть играются. Россия-то тут причем? Вот, вы, англосаксы! Вам бельгийцы чем-то же дороги? Ведь ради чего-то же вы намерены вступиться за них? Не ради же того, чтоб Германия, не дай Бог, не усилилась настолько, чтоб могла составить вашим торговцам конкуренцию?! Это же стыд-то какой, за столь низменные цели кровь проливать!

- Да-да, - покивал благородными лохмами британец. – Ужас, даже помышлять о таком! Низменное, отвратительно богопротивное деяние – воевать за золото.

- Чувствуете? Чувствуете, даже привкус мерзкий на языке появился, от слов-то от таких? Ощущаете?

- Оу, да! Мерзкий! Гадость! – невольно покосившись на так и отставленную на стол чашку чая, с энтузиазмом поддержал меня посол. – Возблагодарим же Господа, что нам пристало сражаться за более возвышенные цели. За мир! За данное обязательство...

- За родственников, - подхватил я. – Вступаться за родню – это ли не благородная цель?!

- Вполне, - вынужден был признать сэр Август, несколько мрачнея лицом. Кем-кем, а дуралеем он точно не был. Понял уже, к чему я веду. Наша, русская, и прусская правящие семьи были родственно весьма близки. – Тем не менее, и среди родичей бывают неразрешимые разногласия...

- Это вы, дорогой друг, к чему?

- К тому, Герман Густавович, что ежели хорошенько призадуматься, всегда можно припомнить старые обиды. И тут уже во главу угла вступает целесообразность, а не родственные чувства. Ведь есть же у вас, у русских, какие-либо претензии к Германии? Непременно есть! Не может не быть. Остается лишь отыскать нечто... какую-то цель... возможно даже на первый взгляд совершенно несбыточную, которую, тем не менее, достаточно реально достичь при поддержке, скажем так: мирового сообщества.

- Вот как? – и все-таки переиграть в словесных баталиях матерого дипломата, мне не было суждено. Профи! Что тут еще скажешь?!

- Вы сами, для себя, - продолжил «развивать наступление» британец. – Или для отечества. Но что-то непременно есть. Какая-то цена, ради которой регентский Совет позабудет о дяде Гогенцоллерне, и вспомнит о России. Наш нынешний премьер-министр, Бенджамин Дизраэли, говорит, что ежели у решения проблемы отыскать цену, то она тут же сама собой обратится в сделку. Вот чего бы вы, ваше высокопревосходительство, хотели нестерпимо сильно? Настолько, что этого, взялись бы организовать вступление России в войну на стороне Франции? Деньги? Власть? Слава? Все это мы можем вам дать!

- «Прилетит тут волшебник в голубом вертолете», - пробормотал я себе под нос. И брякнул первое, что пришло в голову, уже громче, чтоб англичанин не принял меня за безумца, разговаривающего сам с собой. – Сто миллионов фунтов. Мне еще Сибирь обустраивать...

- Ну вот, - аккуратно улыбнулся посол. – Цена названа. Теперь мы можем эту поистине безумную сумму обсуждать.