Воробышек

Геля долго возится. Во многом ей мешает темнота и гипс – приветственный подарок от Машки Картавой.

 Наконец, руки распутаны, ноги я развязывал себе сам. Мы были настроены решительно и воинственно, однако судьба распорядилась иначе.

Внезапно двери шкафа распахнулись, резкий свет резанул глаза, заставляя зажмуриться.

- Так-так-так, - вкрадчиво прозвучал мужской голос, - Кто это у нас тут?»

Глава 37.

ЕВА

Я проснулась еще до восхода солнца. Егор дышал мне в макушку невероятно горячим воздухом, прижимая к себе даже во сне, как когда-то спала и я сама, стискивая в руках облезлого плюшевого зайца. Это воспоминание просто жило во мне и не имело ни начала, ни конца. Я не знала, откуда этот заяц взялся, и что с ним стало потом. Я не могла дать этому воспоминанию какой-либо конкретный промежуток времени. Не понимала, сколько мне лет в этот момент, и вообще не является ли он выдумкой. Хотя, все же последний вариант я отбрасывала, потому как слишком точными были засевшие в голове детали. Кремовый цвет мягкой плюшевой шерстки, длинные уши, которые не стояли торчком, как полагается у зайца, а висели вдоль мордочки, как у спаниеля. Бархатный розовый нос, стеклянные зеленые глаза, выглядевшие совсем, как настоящие. Вытянутое тельце с очеловеченной фигурой и куцый хвостик. Этот заяц пел нежную колыбельную, сопровождаемую переливами звонкого колокольчика. Мелодия больше подходила для музыкальной шкатулки, нежели для мягкой игрушки. Я обнимала его как величайшую на свете ценность и чувствовала, как пушистые лапы обнимают меня в ответ, даря тепло и любовь. А теперь точно также Егор обнимал меня. Со мной такое впервые. Спать в мужских объятиях прежде не доводилось.

Вениамин предпочитал, чтобы я не вторгалась в его личное пространство. Сам он никогда не поворачивался ко мне спиной. Засыпал всегда позже, а просыпался раньше.

Сейчас же я, замерев, прислушивалась к собственным ощущениям.

Меня пьянил аромат свежей весенней зелени, пропитавший все вокруг, в том числе и мою кожу. Аромат молодого мужчины, чьи сильные руки бережно, но крепко прижимают к себе. Острыми лопатками я чувствую твердые мускулы на его груди, а своей везучей на безумные приключения жопкой ощущаю жар в мужском паху. Лицо вспыхивает от воспоминаний, но мне не стыдно, нет. Нисколько. Мне остро, мне ярко, мне горячо, мне… мне понравилось!

Наслаждаюсь моментом, не в силах надышаться Королевым. Его так легко любить.

Да, именно любить. Потому что пора уж признать перед самой собой, что Егор стал совершенно особенным человеком в моей жизни. Впрочем, таким он показался мне и в первую минуту нашей встречи. Близким, родным, надежным. Притягательным, красивым, вкусным. Знакомым, долгожданным, идентичным. Мы совпали с первого взгляда, как две части единого целого.

Недаром же я решила проститься с девственностью, которая вообще-то мне нисколько не мешала. Егор толкал тогда и толкает сейчас меня на безрассудные поступки. Рядом с ним мое тело не подчиняется разуму, а мой разум берет выходной, и тогда внутри царит анархия инстинктов и желаний.

Скоро рассвет, а потому беру себя в руки и выскальзываю из Егоровых объятий и постели. Крадусь в мрачную спальню Вениамина и отдаюсь на суд обжигающим струям воды в душе. Горячие капли бьют по лицу, шее, плечам. Но не наказывают, расслабляют. Выбираться из душа не хочется, потому что без Королева в тело стремительно вернулись холод, слабость и боль, но затянувшимся ранам длительные водные процедуры  не на пользу.

Ну, здравствуй, новый день.

В раскрытое окно вместе со свежим бодрящим воздухом проникают первые бледные лучи рассветного солнца, дикий ор безумного петуха, сопровождаемый кваканьем лягушек с озера и надежда.

Надежда на то, что и сегодня Вениамин проведет день вдали от дома и меня в частности. Надежда на то, что Егор не станет себя накручивать из-за прошлой ночи. Надежда на то, что этот день сделает чуточку ближе мое освобождение.

Довольно долго стою у окна. Слышу, как проснулась Семеновна. Как выходит из спальни Егор. Через минуту он появляется на пороге в спортивном костюме и скрывается за калиткой. На пробежку отправился.

Спускаюсь вниз. Заботливая старушка готовит завтрак. С удовольствием ей помогаю, отмечая, что сегодня женщина необычайно печальна.

На завтрак у нас блины, овсянка, кофе.

- Что с вами, Римма Семеновна? Какая-то вы грустная, - интересуюсь я у женщины.

- Годовщина сегодня у моей Танечки… Четырнадцать лет, как не стало…

- Кхм… Сочувствую вашему горю…

Господи, что еще говорят в таких случаях?!