«Ворон»

— Плэск, — гортанно пробормотал тот на английском, — плэск и скрып, мой гаспадин. В уключинах трапки, чтобы не скрыпэло, но я слышать. Плэск и скрып!

— О чем он толкует, Деласкес?

— Весла, — пояснил мальтиец. Его смуглое лицо побледнело, он заговорил, мешая английские, испанские иитальянские слова: — Это весла, дон капитан. Абдалла слышит, как скрипят в уключинах весла и как плещет вода. Здесь плохое место, синьор. Сорок миль до магрибского берега, и на каждую милю — по двадцать разбойников-магометан. Они кровожадны и свирепы, как голодные волки. Они…

— Сейчас штиль и полное безветрие, — прервал Деласкеса Серов. — Они что же, на веслах идут?

— Да, сэр. У них такие корабли, которых нет на севере, ни у кастильцев нет, ни у франков и британцев. Шебеки[16]. И если Абдалла не ошибся…

Призвав его к молчанию взмахом руки, Серов прислушался. Если не считать храпа спящих и шороха шагов дежуривших на квартердеке корсаров, вокруг царила мертвая тишина. Тишина и темнота; только от фонаря падало на воду размытое светлое пятно, да сияли в вышине равнодушные звезды.

Тянулось время — минута, другая, третья… Скрипа Серов не различил, но будто появился звук, каким сопровождается колыхание воды. Потом он услышал стук. Весло ударило о весло?..

— Береженого Бог бережет, — пробормотал он и выпалил из пистолета в воздух. — Ван Мандер, бей тревогу! Нас атакуют! Галеры!

На корме громко и часто забил колокол. Серов ринулся на ют, перешагивая через зашевелившиеся тела, пиная их ногами, крича во весь голос:

— Подъем, сучьи дети! Вставайте и беритесь за оружие! Тегг! Где ты, Тегг? На орудийную палубу! Боб, Кук, Тернан, проснитесь! Собирайте людей! Факелы… побольше факелов к бортам!

Его экипаж поднимался. Любое воинство, что было прошлый день в сражении и одержало победу, любые бойцы, набившие брюхо и накачавшиеся мансанильей до бровей — словом, любые вояки, застигнутые неприятелем врасплох, во сне и в темноте, пришли бы в замешательство. Но только не эти! Ночной бой был для них привычен, а переход от сна к бодрствованию занимал секунды: встать, проверить, заряжен ли мушкет, и сунуть за пояс топор или саблю. То были люди, не расслаблявшиеся в море никогда; не корабельные пушки, не оружие и даже не воинское искусство являлись их главной силой, а эта постоянная готовность к битве и смерти. Желательно чужой.

Серову освободили дорогу. Уже у трапа, поднимаясь на квартердек, он услышал голос Хрипатого Боба:

— Кто на нас тянет, капитан? Хрр… Кому тут жить надоело?

— Магометане, если не ошибся Абдалла. Идут на галерах, — громко сказал Серов и принялся распоряжаться: — Брюс Кук — к штирборту, Тернан — к бакборту! Боб, собирай своих у грот-мачты! Факелы! Долго мне ждать? Я велел зажечь факелы, бездельники! Тегг! Сэмсон Тегг, ты что не отзываешься?

— Я на месте, — доложил второй помощник. — Заряжаем пушки ядрами и картечью, через одну. Только куда палить? Ни дьявола не видно!

— Огонь из носового орудия! Быстро! Нужно предупредить наших на испанце!

Он уже стоял на квартердеке, в окружении шкипера и братьев Свенсонов, сжимал рукоять шпаги и вглядывался в непроницаемую тьму. Топот и звон оружия на палубе заглушали долетавшие с моря шорохи.

«Шейла, — подумал Серов, — как там Шейла? Может, магометане все же не доберутся до испанца? Может, все это глюки Абдаллы?»

— Плохо, — пробормотал за его спиной ван Мандер. — Ветра нет, болтаемся как утопленник в пруду. Ни скорости, ни маневра… Да еще темно, как в брюхе кашалота!

Грохнула пушка, и, словно по ее сигналу, вспыхнули факелы. Море по обе стороны от корабля было темным и гладким, как отшлифованный обсидиан. Тьма отступила, но недалеко, ярдов на десять-пятнадцать. Снизу, с орудийной палубы, доносились стук открываемых портов, скрип станин, перебранка канониров и ругань Сэмсона Тегга. На галеоне тоже зажглись огни, потом ударило орудие, высветив на секунду темный корпус. Ватаги Брюса Кука и Кола Тернана уже стояла вдоль бортов, упирая о планшир мушкетные створы. Боцманская команда, все, кроме Олафа, Стига и Эрика, сгрудилась у мачты, и там поблескивали в свете факелов клинки и абордажные топоры.

«Тут восемь десятков бойцов, а у Шейлы — двадцать, — мелькнуло у Серова в голове. — Отобьются ли? Может, отправить к ней Хрипатого с его парнями?»

Сердце у него сжалось в предчувствии беды. Он уже Рыл готов позвать боцмана и приказать, чтобы спускали шлюпки, но тут на границе меж светом и тьмой наметилось некое шевеление, будто огромные сороконожки перебирали лапами.

— С обоих бортов заходят, — произнес ван Мандер и потянул из-за пояса пистолеты.

— Останешься здесь, у штурвала, — сказал Серов. Потом рявкнул: — Сэмсон! Видишь их? Огонь!