«Ворон»

— Не ты, а я его взял! — ухмыльнулся Алан. — Ты, краб вонючий, уже штаны намочил, когда он едва до кишек твоих не добрался!

— Взял! Надо же, взял! Врезал сзади по башке, когда я с ним дрался! Мой сарацин, клянусь преисподней! И награда тоже моя!

Алан ощерился и стиснул кулаки:

— Язык у тебя длиннее тесака. Я твою печень спас ублюдок!

— Спас! Ты, навоз черепаший, отродье шестипалое! От какой скотины тебя мать родила? Какой урод трахнул ее в сортире? И как у него пупок не развязался от напряги?

Алан начал багроветь.

— Заткнитесь оба, — приказал Серов, содрал с турка чалму и убедился, что уши у него целы. Затем, дернув за волосы, приподнял его голову и молвил: — Это не Караман. Точно не Караман! За этого я дам вам по двадцать талеров. Оружие поделите: одному — сабля, другому — пистолет. И никаких свар на судне! Хотите поплавать под килем? Так я сейчас кликну боцмана и…

Но боцман был уже тут как тут — стоял, расправив плечи, и поигрывал широким ножом, какими буканьеры с Эспаньолы свежевали бычьи туши. При виде Хрипатого Алан и Морти сразу присмирели, поднялись, дернули турка вверх и поставили перед Серовым. У пленника оказалось породистое и явно не восточное лицо: длинный нос, узкие скулы и серые глаза. Возможно, он был из черкесов, которых брали в янычары.

На палубу шебеки перебрался Тегг, спросил:

— Есть пленные, Андре?

— Только двое. Этот, — Серов ткнул пальцем в огромного турка, которого держали Рик и Черч, — надсмотрщик над гребцами, а второй, я думаю, Эль-Хаджи, рейс. Сейчас я с ним побеседую. Ну-ка, Морти, отпусти его и поищи Деласкеса либо Абдаллу.

Но пленник внезапно заговорил, мешая французские, английские и итальянские слова:

— Я знаю ваш собачий язык. Псы и те приятней гавкают! Скоро я не услышу ваших речей и не увижу ваших мерзких лиц. Я буду пить шербет из рук гурий, а вы — плавать в помоях и блевотине! Ибо я попаду в сады Аллаха, а вы, неверные свиньи, — добыча Иблиса!

— Путь в сады Аллаха может быть нелегким, — сказал Серов. — Я бы не советовал тебе торопиться. Возможно, я отпущу тебя, Эль-Хаджи, и гурии поднесут тебе шербет в Тунисе или Стамбуле. Клянусь, так и будет, если правдиво ответишь на один вопрос: где Одноухий Караман?

Тонкие губы рейса искривились в усмешке.

— А! Ты ищешь Ибрагима Карамана и женщину по имени Сайли! Я слышал о тебе. Ты — шайтан Сирулла!

— Так меня называют. Повторяю вопрос: где Караман?

Пленник молчал.

Серов огляделся. Шебеку уже очистили от трупов. Снизу доносились лязг и грохот — там разбивали оковы гребцов и одного за другим выводили их на палубу. Рик и Черч стояли за спиной гиганта-надсмотрщика, Алан и Мортимер стерегли рейса Эль-Хаджи, и было ясно, что от этих четверых дельный совет не получишь. Вот Тегг и Хрипатый Боб — те были отличными советниками!

— Надо бы его разговорить, джентльмены. Есть предложения?

— Само собой, — промолвил Тегг и подмигнул Хрипатому. — Видишь, Боб, этого бугая? — Он покосился на турка. — Башка как котел, шея бычья! Спорим, что ты ему глотку не перережешь — так, чтобы от уха до уха и за единый раз. Фартинг ставлю!

Боцман хмыкнул, и не успел Серов слова молвить,

Жак сверкнуло широкое лезвие, на шее турка налилась алая полоса, и, заливая его мощную грудь, хлынули потоки крови. Но ни капли не долетело до палубы — Хрипатый, подхватив огромную тушу за ноги, отправил убитого за борт. Потом сказал:

— Ты должен мне фарртинг, Сэмсон, — и поднес окровавленный нож к лицу Эль-Хаджи.

Но тот не дрогнул, а уставился на Боба с надменным вызовом. Ищет смерти, сообразил Серов и поглядел на толпу невольников, что выбирались из люка.

— Быстрой кончины тебе не будет, — произнес он, кивая на гребцов. — Эти люди сказали, что ты — зверь и негодяй, дьявол из преисподней. Я тебя им отдам. Пусть порадуются!

На висках рейса выступил пот, дернулось веко на левом глазу. Вероятно, этот путь в сады Аллаха его не устраивал.

— Кто для тебя Караман? — продолжал Серов. — Он тебе не брат и не товарищ… Расскажи, что знаешь, и выбирай: жизнь или легкая смерть. Иначе… — Он снова осмотрел невольников, чьи глаза, при виде Эль-Хаджи, вспыхнули хищным блеском. — Знаешь, что они с тобой сделают? Зубами и ногтями будут рвать! А мой боцман проследит, чтобы не с горла начинали, а с паха и прочих мягких частей.

— Пр-рослежу, — подтвердил Хрипатый. — Ты, Тегг, пр-ро фарртинг-то не забудь! Хр-р… Если хочешь, я потом еще тр-роих заррежу, и будет целый пенс!

Эль-Хаджа судорожно сглотнул:

— Хвала Аллаху, господу миров! Он взвешивает, Он судит, Он карает, и нет препятствий Его воле! Два дня назад я вышел с Джербы. Караман-реис там, и женщина у него… Только тебе их не взять, Сирулла, ни Карамана, ни женщину. У него дом неподалеку от касбы[60]. Ты еще на берег не ступишь, как он в крепость уйдет. А в касбу ты не проникнешь! Не захотят твои псы гибнуть у ее стен даже из-за райской гурии! Да и маловато их. А правоверных воинов на Джербе многие и многие тысячи!

Серов покивал головой, пробормотал по-русски: