Ворон

Смоляного цвета лошади, стеклянно стуча копытами по мостовой, помчали по улице. Над ними возвышался черный возница в плаще и надвинутой на глаза шляпе. Он круговыми движениями помахивал бичом, и редкие прохожие спешили отойти в сторону, углядев во тьме запряженную четверку коней. Но напрасно они опасались, никто из них не попал под копыта, да это просто и не могло произойти! Карета мчалась, будто вихрь, сквозь бурную тьму, а сам маг молчал, восстанавливая силы после представления, да наблюдал за тем, как гроза бушует над городом.

- Сегодня …, - начал Феликс.

- Подходящая ночь. Более чем подходящая, - ответил Монтадо. – Другого случая может не быть. Сейчас пойдешь туда и все устроишь. Они должны быть дома. Они обязательно должны быть дома!

Феликс кивнул и тут же жестом показал на дверь:

- Приехали!

Крытый экипаж остановился у старинного особняка на одной из городских улиц.

Лошади взирали круглыми глазами на ночную бурю и сердито били копытами.

- Где она? –спросил маг.

- В подвале. Лиза нашла ей кормилицу.

Монтадо кивнул головой.

- Ступай, делай свое дело!

Феликс вместе с экипажем быстро исчез в темной утробе улицы.

Монтадо, глянул на небо, вслушиваясь в раскаты грома, а затем быстрыми широкими шагами перешел улицу, опираясь на посох. И вдруг увидел, при свете сине-серебристых молний, у железной калитки, перекошенное лицо старого нищего.

Тот, раскрыв рот, скорее механически протянул руку, не сводя с Монтадо глаз. Маг и иллюзионист, глядя в водянистые глаза старика, быстро вложил в руку с изломанными ногтями монету.

Затем громко добавил:

- Иди. Тебя там ждут!

И указал вдаль, на зеленовато-золотистые огоньки.

Испуганный нищий, кивнув, заспешил прочь, все оглядываясь на Монтадо, который не спускал с него глаз.

А маг, запахнувшись плащом, открыл калитку, постучал посохом в дверь и исчез в доме.

Ровно через двадцать минут он стоял на балкончике дома со свертком под плащом. Там шевелилось крохотное существо. Оно словно испугалось грозы, издало крик, смешавшийся с шумом бури.

- Ш-ш, - успокоил ребенка Монтадо. – Не бойся, малышка. Гроза тебе не страшна.

И ребенок вдруг затих. Спрятав его под плащом. Маг произнес:

Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,

Свободной птицею стремится в небеса, -

Кто внял цветов и трав немые голоса,

Чей дух возносится высоко над землею! *

(* Стихи Шарля Бодлера)

Когда он закончил читать, грозовое небо стало светлеть. Ноги стали плавно отделятся от балкона. Маэстро стал подниматься всем телом в темно-голубое небо, навстречу буре.

Неистовый ветер сорвал с Монтадо шляпу и унес ее в пространство, но маг лишь рассмеялся, осторожно и крепко держа в руке драгоценный сверток, а в другой – посох, пронзая серые кипучие вихри бури, поглядывая на бушующий океан деревьев внизу, на неистово вертящиеся городские флюгера, на памятники, омываемые первыми дождевыми каплями.

Гроза раскинула свои крылья.

Новые раскаты грома, и молния устремляется к Монтадо! Но тот ловит ее посохом, трясет рукой и радуется, но сразу же снижается у знакомого зеленого флюгера, сделанного в виде рыбки.

Здесь, на пороге дома, он медленно опускается под цепким взглядом Феликса, стоящего за кустами сирени.

Монтадо осторожно кладет драгоценный сверток на порог и тут же, изо всей силы, стучит в окно, а сам распускает над свертком зонтик, возникающий из посоха самым чудесным образом.

Наконец-то дверь открывается, вышедший на порог немолодой мужчина видит лишь сверток, практически сухой, да первые капли дождя. Сверток подает признаки жизни. Он начинает плакать и стонать!

- Господи, Дуня, да здесь ребенок. Смотри, кто-то оставил нам ребенка!

Вышедшая вслед за ним испуганная его супруга, говорит:

- Действительно, малыша подкинули… Ну, что же ты стоишь, быстро в дом, а то ведь дождь!

Дождь, словно до этого сдерживаемый кем-то, вдруг хлынул сплошной стеной. Остро запахло пылью и мокрой листвой.

А Монтадо с Феликсом вышли из-за кустов.

- Вот так - то будет правильно! И справедливо, - говорит он Феликсу.

Тот молча смотрит на него, и видит, как на мокром лице мага теплится улыбка.

***

Дирижер городского оркестра Владимир Миронович Счастливцев был несчастливым человеком. Тридцать лет его супружеской жизни с Евдокией Павловной, любимой и уважаемой женой, не принесли наследника.

И вот грандиозный подарок судьбы – подкидыш!

А это была малюсенькая девочка, почти Дюймовочка, напоминавшая птичку, только что вылупившуюся из яйца!

На следующий день радостный и взволнованный Счастливцев пригласил доктора Петра Якушева.

- Девочка абсолютно здорова, - констатировал тот, спрятав стетоскоп.

Счастливцев вытер капли пота со лба. Его руки от волнения дрожали. А Евдокия Павловна аккуратно приняла младенчика, и тут же велела прислуге покормить дите.

- Ах, какие у нее глазоньки темненькие, - сказала служанка Марфуша.

Девочку решили назвать Кариной!