Говорить получалось с трудом. Вместе с сознанием вернулась и мучительная боль во всем теле. И сейчас Эливерту хотелось выть, а не вести учтивые беседы.
– Гости Лэрианора неприкосновенны.
– Тогда благодарю вдвойне!
Стоило ещё кое-что прояснить.
– Как я попал сюда?
– Я думала, ты мне расскажешь… – девушка улыбнулась снова. – Сюда – с моей помощью. Я нашла тебя в овраге на окраине леса. А вот как ты добрался до Лэрианора из Эсендара? Ты ведь оттуда?
– С чего ты так решила? – насторожился Ворон.
– В Вольном лесу, кроме нас, лэгиарнов, и людей хватает, – невозмутимо ответила она. – Людей тебе близких. Ты ведь наверняка про лэрианорскую вольницу знаешь, так? Уже дюжину дней они только и говорят о том, что случилось в Великом Городе.
– А что там случилось? – не поддался он.
Она внимательно посмотрела ему в глаза.
– Не надо! Со мной можно быть честным. Я не предам тебя. Мне ты можешь верить.
От её слов внутри скрутило в узел душу. О, да! Это он уже слышал… Твою ж! Подлые змеи! Все бабы одинаковые…
Воспоминания нахлынули стаей воронья. Всё сразу – от и до. О, Небеса Светлые, только не сейчас!
– Никогда не говори мне этого! – прорычал Ворон.
Она отстранилась, испугавшись его перекошенного лица.
– Что я такого…
– Уйди, будь добра! – простонал он. – Умоляю! Оставь меня… ненадолго!
– Если ты… – она смущённо потупилась. – Знаешь, как говорится, я всё повидала… И не стоит меня стесняться! Я – целитель. Я…
– Мне нужно… Одному… Немного… – он отвернулся к стене, силясь удержать рвущуюся наружу боль.
– Хорошо… – холодно обронила она.
В воздухе разлился тонкий звон колокольчиков.
Он выждал ещё несколько мгновений. А потом изнутри вырвался дикий зверь ярости. Если бы он сейчас мог встать, наверное, порушил бы всё в комнате. Но сил подняться с лежанки, к счастью, не нашлось. И лишь иступленный вопль зазвенел под потолком:
– Тварь! Тварь! Тварь проклятая! Тва-а-а-а-рь!
Он в припадке бешенства ударил в стену кулаком. Завыл мучительно, захлёбываясь от нахлынувших нестерпимых чувств: боли, гнева, обиды, ненависти и вины.
Миланейя вбежала, испуганно подскочила к нему.
– Что? Что такое? Тебе плохо?
– Да уйди же! – простонал он. – Не смотри на меня сейчас!
– Послушай, я с тобой уже две недели тут… Ты думаешь, меня испугать можно? Я слышала весь твой бред, твои крики, твои стоны. Я сама тебя зашивала и перевязывала. Я за тобой убирала, когда ты под себя ходил. Я сидела здесь ночами, чтобы смерть не подкралась к тебе, пока меня рядом не будет. Я знаю, что тебя предали… Но это не я сделала. Тебе придётся мне верить! Если ты хочешь выжить… Ведь ты хочешь жить?
Он судорожно втянул воздух, сдерживая очередной вопль.
– Да! Я хочу. Мне надо выжить.
– Вот и славно!
***
Она невозмутимо дождалась, пока он успокоится окончательно.
– Сколько, ты говоришь, я уже здесь? – к Элу, кажется, постепенно возвращался рассудок.
– Полмесяца.
– Провалиться мне!..
– Ты был в беспамятстве почти всё это время. Бредил, а иногда лежал тихо, будто мёртвый. Я всё глядела: дышишь или нет. Питаешься одними моими зельями… Кожа да кости остались. Крови очень много потерял. Но теперь будет легче, раз ты в себя пришёл. Вставать пока даже не пытайся! Сейчас дам тебе настой чёрной снеженки – она боль притупит. Может быть, уснёшь…
Она склонилась над ним с пиалой, Эливерт хотел протянуть руку, но обнаружил с изумлением, что та совсем не слушается.
– Не стоит! Правая сломана. Не шевели ей. Я помогу, вот так… Ты не тревожься – кости срастутся! Я наложила повязки. Нужно время, но рука заживёт. И ты сможешь снова сражаться. Ты ведь этого боишься, да? Думаешь, не сможешь взять снова клинок. А тебе без оружия никак. Ты... тот, кого называли Вифрийским Вороном?
– Можешь звать меня Эливертом, – помолчав, угрюмо отозвался атаман.
Снеженка начинала действовать: язык немел, по телу разливалась слабость, потянуло в сон, но скребущая невыносимая боль у сердца и в спине утихала, и больше не горело огнём лицо.
– Как ты поняла, кто я?
Миланейя протянула руку и подцепила тонким пальчиком шнурок с медальоном на его шее.
– Это было несложно. Опасно носить такие вещи, если хочешь оставаться неузнанным. Мой брат изучил следы. Мы поняли, что ты ехал от Эсендара, что за тобой была погоня, и ты сражался, пока мог. Потом я амулет увидела…
– Это память о матери и доме. Я его никогда не снимаю.
– Ты звал её… в горячке.
– Мне снилось многое…
– Да. Это я тоже знаю, – Миланейя вздохнула. – Ты её очень любил? Ту… которую проклинал в бреду.
– Причём здесь любовь? Я дураком был…
– Ты счастливый. Я никого никогда не любила. Нет, мне дороги отец и брат. Но это ведь совсем другое… Я не знаю, как это – полюбить всем сердцем кого-то чужого. Так, чтобы всё ради него, чтобы даже жизнь и душу отдать не жаль было. Расскажи мне, как это – такое чувствовать?