Ворон и роза

Но Дэниел не был этим удивлен. Только человек с железным сердцем мог противостоять ее ясноглазой невинности, ее безмятежному очарованию, удивительной смышлености.

Но, слава Богу, у Дэниела Северина было железное сердце.

Сложив все бумаги на место, он принялся рассматривать толстую тетрадь, переплетенную в телячью кожу и заполненную почерком отца Джулиана. Дэниел нашел список всех посетителей приюта за последние два года. Дрожащими руками он листал страницы с записями о прошлогоднем лете и изучил посетителей приюта после вспышки тифа. От одной записи, сделанной десятого августа, у него застыла в жилах кровь.

«Неопознанный человек утонул в озере приюта Святого Бернара». «Упокой, господи, его душу», — подписал отец Джулиан рядом.

Дэниел спрятал следы своего пребывания и выскользнул из кабинета. Быстро, насколько позволяло его пылающее от боли колено, он поспешил через двор приюта к мрачному, приземистому строению из необработанного камня.

Строение находилось на восточном берегу озера в тени нависших над ним скал. Дэниел распахнул скрипучую дверь и вошел внутрь. В незастекленные окна не могли пробраться ни волки, ни медведи, но сквозь них со свистом прорывался ледяной ветер.

Дэниел нащупал кремень и огниво. Ему потребовалось целых пять минут, чтобы зажечь свечу. Он поставил ее в затянутый паутиной угол, защищенный от ветра. В маленькой комнате пахло пылью. Сделав глубокий вдох, он повернулся к заснувшим вечным сном обитателям приютского морга.

Бок о бок здесь лежало несколько тел, покрытых парусиной. Все они были путешественниками, которые погибли и теперь ждали здесь, сохраненные в вечной мерзлоте, своих родственников. На Дэниела повлияла жуткая атмосфера морга. Он бросил унылый взгляд на дверь, желая удрать отсюда.

Но заставил себя по очереди приподнимать парусину, покрывавшую тела погибших. «Бог мой», — пробормотал он, глядя в лицо одного мужчины. В нем было столько жизни. Создавалось впечатление, что он только что уснул.

Лицо третьего трупа Дэниел узнал сразу. Анри Жуно. Человек, который когда-то был сверкающим украшением Директории[11], неподвижно лежал здесь. Дьявол забрал его душу, потому что при жизни, как и Дэниел, он принадлежал тайному, темному миру.

Дрожа всем телом, Дэниел вышел из морга. Жуно приходил в приют с той же целью, что и Дэниел. Теперь он мертв.

На следующий вечер посыльный Эверард поглощал свой поздний ужин, сидя у камина в здании для собраний. Большинство каноников и послушников тоже находились здесь, с нетерпением ожидая новостей из-за гор.

Положив больную ногу на табуретку, Дэниел сидел рядом с Лорелеей.

— Как хорошо снова видеть тебя за рукоделием, — заметил отец Гастон. — Что ты вышиваешь, Лорелея?

— Стихарь для отца Джулиана, — ответила девушка, не поднимая головы.

Она избегала смотреть в глаза Дэниелу и сосредоточилась на своем вышивании. Судя по ее необычной молчаливости, Дэниел предполагал, что ей было неловко за вчерашний день. Он обнаружил, что тоже думает об их поцелуе. Гораздо больше, чем мог себе позволить думать о таких вещах. Но воспоминания о вчерашнем маленьком, но очень приятном путешествии не покидали Дэниела. И их не могла затмить и изгнать даже жуткая картина, увиденная им в приютском морге.

Ему хотелось вырвать рукоделие из ее рук и убедить не думать о нем. Он не стоил этого. Лорелея должна сохранить свой мечтательный взгляд и дивную улыбку для другого мужчины. Он не умел вести себя с такой девушкой, как Лорелея. В его жизни не было для нее места, как не было места певчей птичке в жизни Ворона.

Интересно, понимает ли она, какую забавную картину представляет, сидя в одежде горцев, подложив под себя одну ногу и высунув язык, сосредоточившись над своими стежками? Дэниел вспомнил ее влажные, шелковистые губы под своими губами, и его охватило желание.

Пытаясь отвлечься, он сосредоточил все свое внимание на госте, который за обе щеки уплетал жареный картофель и соленую говядину, приготовленные Маурико.

Эверард был одет в традиционный швейцарский костюм, изрядно поношенный. На коленях его брюк стояли кожаные заплатки, на отворотах рукавов с буфами едва виднелись вышитые пятиконечные звезды. Когда-то крепкие сапоги были истоптаны в дальних походах за Альпы. У него была могучая фигура горного жителя, а пиво он пил словно воду.

— Давайте я расскажу вам об этом Буонапарте, — сказал Эверард, вытирая рукавом рот. — Его полководцы в Лозанне говорят, что он скоро выдворит австрийские войска из Италии[12].

— Как он это собирается сделать? — спросил Сильвейн. Послушник положил свои жилистые руки на колени и подался вперед. Эверард поворошил дрова в камине, достал оттуда горящую головешку и слегка притушил ее.

— Бонапарт собирается атаковать тремя армиями. Вот здесь — австрийцы. Рейнская армия будет прикрывать с фланга. Вот это — итальянская армия Массены, — Эверард увлеченно рассказывал, отмечая расположение армий Наполеона дымящейся головней на грубых каминных плитах.

— Австрийцы превосходят по численности и вынуждают их двигаться по направлению к крепости в Генуе, — добавил отец Джулиан.