Ворон из пустого гроба

Когда он пришел в себя, кругом сладко пахло цветами глицинии и его кровью. Боли он не чувствовал. Было просто ужасно холодно. На него смотрел его дорогой старейшина, о котором он так волновался, но которого все-таки предал: так получилось.

– Ах, что же ты натворил. Пожалуй, еще рановато.

В глазах темнело, хотя голос звучал четко.

– Впрочем, теперь нет необходимости ломать ворота. Тут я тебе благодарен. Пожалуй, когда придет время, можно открыть их как положено.

Он чувствовал, как изо рта льется кровь, и выдавил:

– Пожалуйста, не надо. Из-за того, что вы ели людей, все только стали глупее. Так не только ятагарасу, но и мы…

– И что? Мы прекрасно это знаем.

– Пожалуйста, подумайте еще раз. Пожалуйста, прошу вас…

Он не знал, слышат ли его голос. Однако старейшина обезьян, которого он так любил и уважал, похоже, вовсе не собирался отозваться на его мольбу.

– Ох, жду не дождусь Золотого Ворона. Совсем немного осталось. Потерпи чуть-чуть, и я сам приду к тебе.

Старейшина весело говорил что-то, будто сам себе. Голос его постепенно удалялся.

– Прошу вас…

Очень холодно. А потом его сознание просто выключилось.

* * *

После новости о том, что в глубине горы Тюо, да еще и за запретными воротами, жили обезьяны, во дворце начался небывалый хаос. Ворота Кин-мон заперли, но нельзя было наверняка сказать, что теперь опасность вторжения полностью устранена. Там круглосуточно стояла стража – на случай, если чудовища все-таки прорвутся, отряды воинов постоянно оставались начеку. Никто не представлял, когда ждать вторжения обезьян. Тут было не до политики. Двор всю деятельность переместил в другое место. Самые зажиточные удрали первыми искать убежище в провинции. А тем временем у запретных ворот наконец прошла церемония.

Великолепная белая накидка, расшитая золотыми нитями, украшенный золотом и жемчугами головной убор. Скудные сухие останки, облаченные в великолепные одеяния, вызывали не сострадание, а смех. Однако свидетелями стали немногие.

Конечно, о церемонии погребения знала вся страна, но из аристократов пришли только двое: молодой господин и Нацука. Не явились ни правитель, ни его супруга, ни министры четырех домов, поэтому перед запретными воротами царила тишина.

Под торжественные молитвословия, обращенные к Ямагами, жрецы уложили останки на подобающее место. Пустой гроб наконец-то обрел хозяина. Спустя почти сто лет предыдущий истинный Золотой Ворон, Нарицухико, вернулся в Ямаути. Гроб поставили рядом с воротами Кин-мон, и из деревянного ящика тут же полилась вода.

Убедившись, что запоздавшие на сто лет ритуалы наконец завершены, Юкия посмотрел в лицо хозяину, но, как обычно, не смог понять, о чем тот думает. Когда наследник покачал головой, паж понял, что изменений в его памяти почти не произошло.

– Нарицухико хотел, чтобы Его Светлость советник Эйдзю убежал, – бросил молодой господин Юкии, вернувшись в Сёёгу после церемонии. – Он знал, что просто запереть ворота на ключ будет недостаточно. Решив, что не сумеет спасти ятагарасу от той угрозы, что находилась за воротами, он позволил уйти Эйдзю, а сам остался, чтобы запечатать вход. Вот только…

Молодой господин отвел взгляд.

– Я не знаю самого главного: почему так произошло.

Он закрыл лицо руками. Кажется, крохи вернувшейся памяти о прошлом терзали его больше, чем ее полное отсутствие. Юкии было тяжело, потому что он ничем не мог помочь хозяину, но бессильным себя ощущал не только он: никто ничего не мог сделать.

– Угрозой за запретными воротами были обезьяны?

– Я не знаю…

Чего же так боялся тот Золотой Ворон? От чего пытался убежать?

* * *

Лепестки цветов персика, сорванные теплым ветерком, плясали в пепельно-сером небе. В клубящихся черных облаках поблескивали голубовато-белые вспышки, а землю время от времени встряхивали раскаты грома.

Весенняя гроза. Дождь еще не начался. Смешная какая-то буря. Юкия вспомнил ясный день, когда он впервые прибыл в Кэйсоин, и уставился в небо через решетчатое окно.

Сразу после погребения прежнего истинного Золотого Ворона прошла церемония окончания Кэйсоин, и гораздо скромнее, чем предполагалось изначально. Ее проводили в большом зале академии. В первом ряду сидели молодой господин, Нацука, директор, а Рокон, Сумио и Акэру расположились за ними. Кроме Сэйкэна и Касина, которые обучали выпускников, пришли и другие наставники.

А вот шеренги воспитанников сильно поредели по сравнению с прошлыми годами. Многие ученики из аристократических семей, узнав об обезьянах, ушли из академии. Они и так вряд ли надолго задержались бы тут, но, когда разом отсеялось так много ребят, это бросалось в глаза.

В первом ряду «семечек» стоял, выпрямив спину, окрепший Харума. После возвращения в Ямаути он очень быстро очнулся. Однако, похоже, мальчик не сразу поверил, что произошло, пока он спал.

– Так ведь я помню только столкновение с обезьяной в тоннеле. Еще помню, как хотел удрать и повернулся к ней спиной, а меня ударили по голове…