Он не хотел причинять увечья лошади, просто хотелось дать ей по бокам, чтобы запомнила надолго, что нельзя жевать чужое сено. Неизвестно о чем подумала ленивая лошадка и что она там поняла, но она шарахнулась в сторону, лягнулась и поскакала в открытое поле с воткнутыми в нее вилами.
– Блин, лишь бы кишки не выпали! – напугался Вовка.
Но, на его радость вилы где-то там все равно отскочили, потому что дядя Толя вечером пришел к дому Даниловых и с порога заявил:
– Володимир! Слыхал ужасную новость? Кровища в жилах стынет! Кобылу Ухабовых зверюга какая-то поранила когтями. Что творится! Что творится! Куды мир катится? Давай сюды мамкиного самогону, а то так муторно стало на душе от хищности живой природы, что кедрача шибко захотелось.
Вовка перевел дух, и чокнувшись с дядей Толей, с облегчением замахнул целый стакан священного напитка, и сразу налил по второй порции.
– За гусей! – выдохнул дядя Толя.
– Точно! – подхватил Вовка. – И за здоровье лошадиное.
– Вот, вот! – в который раз захрустел крепким огурцом сосед. – Как думаешь, может такой зверь гуся загрызть?
– Наверняка, – почесал затылок Вовка.
– Дела, – протянул дядя Толя. – Сено на зиму заготовил?
Вовка быстро-быстро закивал – говорить на эту тему почему-то не хотелось.
А затем в трудах и делах праведных миновал теплый сентябрь, за ним дождливый октябрь и уже в ноябре снегу намело по колено. Еще и декабрь не наступил, а зима уже всех достала. Вовка махал лопатой с утра до вечера. Вроде бы и в огороде прибрался и с птичниками разобрался, а хлопот не уменьшилось.
Однажды выбрав погожий, не очень морозный денек, Вовка пошел на сеновал и, ухватив вилами с отломанным зубом, хороший ворох теплого сена, вывалил его на середину птичьего двора.
– Пускай краснолапые мои травушки отведают, – решил Вовка. – Вон, какое сено парное и красивое.
После этих слов знатный гусевод выгнал своих гусей на снег.
– Давайте, щипайте! – снисходительным тоном разрешил он, и встал в сторонку любоваться процессом. Но гуси без всякого энтузиазма прочапали босиком по снегу и сбились в плотную кучку. Каждый гусь издавал недовольный гортанный рокот и поджимал одну лапу к животу, пытаясь укрыть ее в теплом пуху подшерстка. Затем переступал на отогретую ногу и поджимал замерзшую – на свежее сено при этом вообще никто не обращал никакого внимания.
– Да вы что, собаки, надо мной издеваетесь что ли? – Вовка схватил деревянную лопату, которой он недавно сгребал снег и давай ей гусей к сену двигать. Гуси всполошились, раскрыли крылья и, недовольно гогоча и гаркая, побежали от страшной лопаты вокруг сена.
– Гады! – закричал Вовка и метнулся за ними следом. Бегая за гусями, он размахивал лопатой и приседал. Иногда он делал резкие возвратные движения и неожиданно выбрасывал прямую ногу, пытаясь перехитрить непокорную птицу. В эти моменты случайный наблюдатель из Южной Америки, если бы таковой имелся, с легкостью определил бы, что Вовка исполняет древний танец аргентинского охотника – хозяина еды!
Противоборство гордых гусей и разъяренного человека продолжалось не менее пятнадцати минут. Все набегались, наорались, размялись.
Раскрасневшийся на морозце Вовка остановился и оперся на черенок лопаты перевести дух, а гусям, конечно же, хоть бы хны!
В общем, гуси победили.
– У всех гуси, как гуси, а у меня какие-то ненормальные! – прокомментировал создавшуюся обстановку Вовка и принялся загонять птиц обратно в гусятник. – У соседей гуси вон как силос из ботвы и травы хорошо жрут и ничего – довольные, мордастые, жирные такие! А мои то ли тупые, то ли гениальные попались. Вот же невезуха-то!
– Га-га-гак? – спросил главный гусь из теплушки.
– Иди ты к лешему! – ответил обиженный Вовка. – Клюй теперь свою дробленку из овса и ячменя всю зиму. Ты бы лучше гусынь топтал почаще!
А ту кучку сена, разметало ветром по двору.
На второй год их стало действительно много – оказалось, что гуси любят и прекрасно умеют размножаться.
Во-первых, ныне все яйца, которые несли гусыни, принадлежали только Вовке – свежие и такие теплые. Теперь они не взрывались в руках, Вовка на них налюбоваться не мог, трясся над ними, как Голлум над кольцом всевластия. Ну, а во-вторых, хозяин гусей стал несравнимо опытнее, чем в прошлом году.
Незаметно поголовье выросло до сотни голов!
Забот прибавилось. Гогочущая популяция продолжала расти и набирать вес. Все шло к тому, что по осени Вовка сорвет серьезный куш.
И вдруг все в одночасье изменилось.
Пограничным войскам потребовались стоящие радисты и Вовка, недолго думая, согласился. Он всегда хотел служить Отечеству, и теперь его мечта сбывалась. Строгая медицинская комиссия не выявила в организме Вовки Данилова никаких, даже маломальских изъянов. Да и в голове не обнаружили неких психических отклонений. Годен, годен, годен, годен – чиркали в акте военврачи! Вовка заполнял анкеты и бегал по стадиону, подтягивался на перекладине и фотографировался для документов. За несколько недель столько всего на себе испытал, но все равно радовался предстоящей военной службе!
И что же гуси?