Ворон: Сердце Лазаря

— Слушай, урод, либо ты говоришь, кто ты такой, либо я вешаю трубку.

— Нет, — говорит мужчина, и Фрэнк слышит: он улыбается. — Не повесишь. Потому что это я. Так ведь, Фрэнк Грей? Я, а не несчастный Джаред По.

— Ты тот псих в маске?

— Я не ношу масок. Только Они нуждаются в масках. Мне нечего скрывать.

— Я кладу трубку, — говорит Фрэнк.

— Не думаю. Я бы на твоем месте слушал внимательно. Если не хочешь, чтобы фотографии попали в прессу.

— Прошу прощения? — Фрэнк опускается в кресло. Уоллеса нет в комнате, но вышел узнать последние новости об урагане.

— Не заставляй меня говорить о гнусностях, детектив. Мне не нравится о них говорить. Зато есть фото. У меня было немало возможностей…

— Слушай, уебок…

— Меня зовут Лета. Джозеф Лета. Тело, которые вы нашли сегодня — моя работа.

Фрэнк отдергивает трубку от головы, словно вдруг обнаружил, что в ней притаилось нечто грязное и заразное. Держит ее подальше от лица и озирается на беспорядочное скопление столов и печатных машинок. Этот телефон не прослушивается, даже будь время отследить звонок.

Было немало возможностей, сказал этот человек.

— Вот блядство, — шепчет Фрэнк и, поколебавшись, снова подносит трубку к уху. — Что тебе надо?

— Умница. Хочешь знать правду, а, Фрэнк Грей?

— Значит, говоришь, тело в фонтан ты подбросил?

— О, я говорю значительно больше, детектив. Но не сейчас. Не по телефону.

И человек по имени Джозеф Лета называет время и адрес, которые Фрэнк торопливо царапает на старой бумажной салфетке.

— Мне незачем говорить, чтобы ты пришел один. Или чтобы никому не рассказывал о нашей маленькой беседе.

— Угу, — отвечает Фрэнк. — Ты в курсе, что ураган вот-вот нагрянет?

— Неважно. Я не могу больше ждать. Но ты не падай духом. Ты станешь героем. Разве много героев среди копов-педиков? Ты должен радоваться.

— Почему? — спрашивает Фрэнк. Крупная капля пота падает с его лба на столешницу.

— Потому что я устал. Вот и все. Много времени утекло, и я устал. Пора остановиться. Они все равно знают, кто я. Так зачем продолжать?

— Но почему я?

— Потому что ты такая умница, Фрэнк. Потому что…

Голос замирает, тишина длится столько, что сердце Фрэнка успевает стукнуть восемь раз и пропустить один удар.

— Мистер Лета? Алло?

— Молния ударила? Ты слышал? — теперь голос звучит иначе. Ликование и самодовольная уверенность сменились сдержанностью и грустным сомнением. — Когда я был ребенком, меня поразило молнией. Меня поразило…

— Не понимаю. Разве это важно? — спрашивает Фрэнк. Уоллес возвращается из коридора, глядя на него и качая головой.

— А разве нет? — откликается вопросом на вопрос Джозеф Лета, так, словно и впрямь ждет ответа. В трубке раздаются гудки, и Фрэнк опускает ее на рычаг.

— Ты не поверишь, — говорит Уоллес, усаживаясь за свой стол напротив Фрэнка. — Если яйцеголовые из бюро прогнозов правы, то нам скоро придется искать новую работу. Потому что Нового Орлеана может и не остаться после того, как Майкл с ним закончит.[23]

— Слушай, Уолли, — говорит Фрэнк, поднимаясь, хоть и не уверен, что ноги его не подведут. — Это моя сестра звонила. Мне нужно уйти. По семейным обстоятельства. Я сюда еще вернусь.

Фрэнк берет плащ с вешалки у радиатора, где он сушился с самого их возвращения из Метэйри.

— Ты никогда не рассказывал про сестру.

— Мы не слишком близки, — отвечает Фрэнк на полпути к двери.

— Не пудри мне мозги, Франклин. Ты вообще ничего не рассказываешь, если не спросить прямо…

Но Фрэнк уже в коридоре, а там другие люди в преддверии шторма, другие голоса, которые заглушают Уоллеса. По дороге к машине он вспоминает, почему имя Джозефа Лета показалось знакомым. В старших классах им задали прочесть книжку по греческой мифологии, и там были перечислены пять рек, отделявших подземное царство от мира живых. Одной из них была Лета, река забвения.

Джозеф Лета убирает салфетку, которой прикрыл микрофон для защиты от микробов и нанороботов. Он вешает трубку телефона-автомата, комкает бумагу и роняет на влажный асфальт парковки. Ветер подхватывает ее и уносит, не дав коснуться земли. Он наблюдает, как бумажка улетает прочь, в низкое беспокойное небо над крышами немногих машин, припаркованных у аптеки.

— Меня поразило, — повторяет он, размышляя, скоро ли молния ударит опять. — Меня поразило.

И это правда. Когда он был ребенком восьми лет и жил со своей семьей в Хуме.[24] Не стой под деревом во время грозы, не раз говаривал его дед. Но однажды была гроза, и он спрятался под старым дубом. Белый огонь сошел с небес, и расколол дерево надвое, и перетек по земле к нему. В него. Он все еще помнит миг, когда его наполнило пламя. Он пришел в себя позже, лежа под дождем, и кто-то стоял над ним, спрашивая снова и снова: как тебя зовут, мальчик? Ты помнишь свое имя?