– Ты, Заринка, с вечера за меня замуж собиралась, а теперь Тошке подмигиваешь? А ну, иди сюда потискаться!
Девушка расхохоталась:
– Вас вообще боком обходить надо.
– Так ты ж только боком-то между койками пройти можешь.
Заринка не обиделась. К шуточкам пациентов давно попривыкла, могла и сама отбрить да солоно приправить.
– Не могу, бабка твоя рассердится, если все на меня спустишь.
– Дак не до последней же капельки!
– То-то она главному не на перелом твой, а на капельки жаловалась.
Зашла санитарка, и вокруг Антона женщины развели суету. Помогали переодеваться, бриться, стелили свежее белье.
– Похоже, Антон, они тебя в морг собирают, – пошутил сосед.
– А чего ж с ним возиться? Прям с койкой – и на выход. – Заринка склонилась пониже и прошептала Антону в самое ухо: – У тебя сегодня посетитель… – и повела миндальными глазками, изобразив такую таинственность, что навевало на размышление об интимности предстоящей встречи. Антон начал мысленно перечислять всех своих знакомых, кто мог бы проведать его сюрпризом. Шпомеры навещали ежедневно. К Гретке медсестры дышали неровно. Из сердобольности, заложенной в женском подсознании, они мечтали свести ее с Антоном. За последнее время она и в самом деле стала ему ближе, но, при всей красноречивости Заринкиных намеков, у Антона и мысли о Грете не возникло.
Почти каждый день допоздна засиживались братья Рахим и Рашид, приходил даже Миша-ака. От него Скавронский узнал, что в Микоянобаде сняли начальника-раиса, и это навлекло такие серьезные неприятности на хозяина пса, задранного Иргизом, что тот начисто позабыл про свои планы мести. Мальчишек оставили в покое, но Рахиму еще нужно было разобраться с карточными и прочими долгами. Он легко входил в азарт, но, не имея удачи, проигрался настолько, что никакой дедовой отары не хватило бы, чтобы открыто смотреть людям в глаза. Парень виноватился перед всеми и в первую очередь перед Антоном, оказавшимся в такой беде. Но у Скавронского не было ни сил, ни желания даже словом поддержать его. Он не хотел ни передач из его рук, ни встреч с ним. Жаль было старика деда, воспитавшего обоих братьев. Он пришел, едва Антона перевели из реанимации. Больничный халат, накинутый поверх ветхого, простеганного чапана с торчащей местами ватой, и натруженные крестьянские руки с пакетом яблок из собственного сада обезоружили Антона. Стало стыдно, что вину за случившееся он в глубине своего сознания пытался переложить на его несмышленых внуков, по сути, еще не нюхавших пороху жизни.
– Мой дом – твой дом, – сказал ему дедушка Салом, и Антон знал, что это не пустой звук.
Его бы он повидал с удовольствием, но у старика – он понимал крестьянина – много забот, так что вряд ли он сегодня придет. «Может, Мирзо вырвался в будний день из столицы?» – с надеждой подумал Скавронский. Улыбчивый шофер приезжал к нему, как только выдавалось свободное время, привозя с собой ворох веселых новостей и историй. С его появлением в палате будто становилось светлее, а медсестры, вызывая нарекания со стороны старшего медперсонала, вокруг него так и вились. Заринка не скрывала своей заинтересованности персоной Антонова друга, выспрашивала о нем, о его семье. «Сегодня она особенно нарядная, недаром и этот колпак вместо косынки». Под халатиком ярким атласом высвечивалось праздничное таджикское платьице, а на ножках вместо тапок – ладные лодочки.
– Ну, не томи, красавица! Признавайся, кто приехал! – Скавронский потянул сестричку за полу халата.
– Ничего не скажу! – Смеясь, Заринка попыталась высвободиться, поскользнулась на новеньких подошвах и едва смогла удержать равновесие, при этом белоснежный колпак забавно свалился на нос. – Э, ладно! – Она выглянула из-под колпака и лукаво улыбнулась: – К вам приехали, а кто – не знаю, и все…
«Называется, выведал…» – Антон откинулся на подушку. Ощущение сюрприза коснулось его, настроение изменилось, словно раздвинулись глухие занавеси в темной комнате и хлынули лучи света. Он хотел чудесной неизвестности, ему это так было нужно. «Пусть это будет Мирзо с добрыми новостями», – сказал себе Антон и мысленно поторопил главврача, как всегда обстоятельно и неспешно проводившего утренний обход. Как и многие хирурги, Салим Мамедович любил занудные разговоры о самочувствии, стуле, правильном сне, о жизни вообще и настроении своих пациентов в частности.
На этот раз Антон отвечал ему односложно: «Да», «Нет», «Хорошо». Иногда невпопад. Врач улыбнулся:
– Ты сегодня, парень, странный. Ну да я понимаю.
Улыбнулся и пошел на выход.
«Он понимает, а я нет».
Антон сердито посмотрел ему вслед. Главный вдруг споткнулся на пороге, удивленно оглянулся на Скавронского и покачал головой, погрозив пальцем, как набедокурившему ребенку. Прикрыв ладошкой рот, прыснула Заринка.