Ворон. Тень Заратустры

Надя расправила на себе фланелевую рубашку. Тугие соски проступили через красно-черные клетки мягкой материи. Ленчик облизывал жадным взглядом ее грудь. Надежда спокойно занималась пуговицами, но, когда она подняла голову, он почуял насмешку, спрятавшуюся то ли в разноцветных глазах, то ли в уголках губ. Она повысила голос, и Ленчик услышал непривычные нотки – звонкие, как талый ручей. Стены подвала отвечали гулким эхом. Ленчику вдруг померещилось иное место. Это был не то грот, не то пещера. Под низким сводом где-то внизу бил родник, и два луча призрачного света струились непонятно откуда, чудно преломлялись, как цвет ее глаз. Так же внезапно, как появилось, видение пропало, и до Лео начал доходить смысл того, о чем настойчиво она сообщала:

– Сиема разделяется выше по течению на два рукава. Посередине островок. К нему трос перекинут, на тросе – люлька. Механизм движения – на островке, в домике метеорологов. Живут они там круглый год. Народ дружелюбный. Даже йогов к себе приваживают.

– Зачем? – не понял Ленчик, правда, он уже догадался, что говорит она все это неспроста.

– Наверное, аскетам тоже иногда жрать хочется. Не все же сидеть на камушках, брюхо греть. Да там и не поймешь, кто есть кто. Все бородатые, а морды вселенской гармонией светятся. Пройти до них – три ручья миновать. По левому склону круче, но лучше. – Надежда резко встала, пошла к двери кладовки, не оглядываясь. – Ну пока. – Остановилась. – Да! Вот еще что: ущелье это необычное. Может, не зря там поселений нет. У чабанов это место пользуется дурной славой… Ну, я пошла.

Дверь за ней закрылась.

– Уходишь?.. И не поцелуешь? – чуть издеваясь над самим собой, уныло произнес Левка ей вслед. – Свидимся ли, девочка?

Он крутил в руке серебряный перстенек с глазком александрита. Натянул его на мизинец. Полумесяц царапнул кожу. Выступила бурая капля крови, потекла на ладонь. Он тупо уставился, глядя, как на глазах кровь подергивается пленкой, запекается. «Свидимся», – уверенно решил он. Лизнул руку. Вытер губы. Рыжая щетина окрасилась розовым. Оставить перстенек здесь?..

Вытянув перед собой руку, он любовался изяществом изделия. В глазах появился звериный огонек… Нельзя оставлять. Если будут шерстить, найдут и умыкнут. Знает он их. Кстати, надо бы замок на двери взломать, чтобы не думали на девчонку, что она его сама пустила укрыться. Ее-то про ключи обязательно спросят. Что она сейчас делает? Может, зайти и занести?.. Он представил реакцию ее отца. Вспомнил настороженный взгляд. «Волчара… – без всякого сомнения охарактеризовал Надькиного отца Ленчик. – Не стоит. Да и фигли их тревожить. Спят небось, как сурки…»

– Что-то Надюшка надолго застряла. – Наталья откинула «Литературку».

– Да ты не волнуйся. Видно, языком зацепились. – Антон виновато почесал затылок. – Снял я с нее наказание.

– Это ты правильно. Я уж сама хотела тебя просить. Подавленная она какая-то. И без того ритм тяжелый.

– Слушай… А ты с ней, – Скавронский замялся, – на всякие там женские темы говоришь?

– С чего это ты, Тош? – удивилась Наташа, поскольку никогда раньше муж подобных вопросов не задавал.

– Ну… – Он достал из пачки сигарету. – Выросла она. Вот…

– Выросла! – рассмеялась Наталья. – А ты только сейчас это заметил?

– Угу. – Он глубоко затянулся. – Ты, если хочешь, спи. Я подожду ее.

– Тогда встряхни меня, если что. – Она сладко потянулась.

Спи, любимая… Антон тихо сидел рядом, курил одну за другой. Дым выдувал подальше, в раскрытое окно. Удивился, когда поймал себя на том, что постоянно возвращается мыслями к Леньке Вишневскому. Где же он мог его видеть? Надюху спросить? Нет, не стоит. Вдруг она подумает, что он в чем-то ее подозревает? Если что – сама скажет. Не враг же он ей.

В коридоре послышался шорох ее шагов. Антон выбросил бычок в окно, быстро потушил свет и нырнул под одеяло.

(5)

В спортивном зале было до странности тихо и пахло не кислым потом и пылью от гимнастических матов, как на уроках по физкультуре, а свежевымытыми полами. Три выпускных класса писали сочинение.

– Стопелевич! – раздался требовательный голос Лиды Сергеевны. – Что у тебя там?

Русистка молниеносно кинулась к заднему ряду парт, проявив при этом завидную сноровку, удивительную для ее комплекции в три обхвата. Послышались шепоток, сдавленное хихиканье и шершавый шлепок захлопнувшейся книги. Стулья заскрипели, заелозили по линолеуму. С понимающими ухмылками школьники оглядывались на шпаргальщика. Отобрав книжку, «Три обхвата» вернулась на свое место и со вздохом негодования продемонстрировала томик из собрания сочинений Льва Николаевича членам государственной комиссии. Последняя состояла из учителей той же школы, а потому факт «вопиющего безобразия» не показался им чем-то из ряда вон выходящим. Никто из них и глазом не повел, лишь клас-сная руководительница, призывая учащихся к порядку, лаконично ответила на все пререкания:

– Вам тексты разрешают, а не предисловия к ним. Ишь, умный нашелся… Так! – Она встала, озирая зал. – Пишем! Умедов! Я и к тебе обращаюсь.