Ворон. Тень Заратустры

– Вы что, сговорились все наизнанку меня встретить и приголубить чем придется?

– А какого рожна на тебе штукатурки, как на кемеровской бляди?

– Ха! – выдохнул рябиновой «скавроновки» Шурка. – Не знаю, в тех борделях не бывал.

– Тогда рассказывай про те, в которых морду вывалял, эгоист.

– Прости. – Он закинул в рот несколько кусков жареного сала, смачно похрустел и достал вторую рюмку. – Ты мне скажи, куда девчонки поступили. Я ж в неведении, а у Лики спросить не решился. Холодна, как ваксберг в океане и прочие Рабиновичи.

– Сегодня у девок большая мандатная. Матерно звучит, нет? – Друзья чокнулись. – Сойдет?

– Годидза!

– Лике тут хватило треволнений. То выпускные балы, то милиция. Откуда у наших женщин на все сила берется?

– Какая милиция? К словечку пришлось?

– Какое уж тут. Тебе Аленка что, не рассказывала про распроклятый день?

– Откуда? Я на следующий день уже в Москве был.

– Тогда поясняю: из-под носа доблестного конвоя сбег Ленчик, Беня Крик местного разлива. Причем удрал на мотоцикле твоего тезки с гордой фамилией Жуков.

– Даже так?

– Мотоцикл обнаружился в нашем подвале. Были вскрыты кладовки всех соседей. Ничего не пропало. Но…

– Но тень подозрения пала на девчонок?

– Мотоцикл нашла Надежда. – Антон отвернулся. – А трясли обеих.

– Постой-постой. Она нашла и сообщила в милицию?

– А вот тут ты ошибся. Заявление писал Саня.

– Лихо! В сегодняшней спевке он принимает участие?

Антон понуро кивнул.

– Ну, Адамыч, давай еще по одной, и я пойду супруге помогать салаты резать и жрать.

Кабы Антон не знал его, он поверил бы на слово. Нутром он почуял, что Шурка на взводе, и не хотел, чтобы Жуков попался под горячую руку. И так ходил как привидение, видно, раскаивался. А что там еще – кто знает. У Антона роилось множество сомнений.

– Не ерепенься, – жестко подрезал он намерения соседа разобраться как следует и наказать кого попало. – Не дети уже. Свои головы на плечах.

Такая тоска появилась в его глазах, что у Шурки сердце сжалось:

– Ты скорее подкатывайся. Привез кое-что. Есть чем тебя порадовать и что поведать: удивительное и невероятное.

Дома царила суета. Вернулись повзрослевшие девчонки. Аленка, правда, повизгивала при встрече, как молочный щенок.

– Как съездил? Расскажи… А я две четверки, две пятерки получила. Надька тоже.

Ее подруга стояла рядом, внимательно вглядываясь в захаровское лицо.

– Здравствуй, дядь Шур. Что случилось? – Она мягко тронула щетину. – Давай я тебе облепихового масла принесу, или ожог уже сошел? Не разберу. Что-то за крем-пудрой не видно.

Она расплылась в ехидной улыбке, и девчонки дружно подняли его на смех.

Отчужденную Лику, стоявшую столбом, из которого вот-вот просочатся слезы, вдруг прорвало:

– Что же ты молчишь, рухлядь старая? А ну, рассказывай по порядку! Я-то думала, ты по бабам таскаешься…

– Дура ты и самка.

Захаров зарылся в пряную медь ее волос: «А ведь и я, грешным делом, подумал про нее то же самое… Решил, что подыскала себе ухажера и коротала с ним вечера. Гадал все: кому ноги обломать».

– Потому и к папе зашел? – ни с того ни с сего спросила Надежда.

Захаров вздрогнул и посмотрел на молодую девушку. Как она догадалась? Он ведь и сам только сейчас, после заданного ею вопроса, понял, что именно потому и пошел. Что сделаешь, если завещанный классиками основополагающий принцип ученого гласит: «Доверяй, но проверяй»? Вплоть до седьмого колена…

Воспользовавшись суетой, Шурик ушел в спальню, куда воткнули дорожные сумки, достал берет, лихо натянул на полысевшую голову и погрузился в размышления о «седьмом колене». Нахлынули недавние воспоминания…

* * *

У небольшой пристани, справа от которой на камнях возвышается рыбный ресторан, толпились шумные, размахивающие руками, как алеппские армяне, мужчины. Мелькали и женщины в черных, длинных, по самые щиколотки, юбках. Лохматые подростки в пестрых футболках и унылые овцы сновали между лавками. В темных открытых дуканчиках – лица безмятежных торговцев, а рядом с ними свисают гирлянды просушенных на солнце колбас, пучки трав, вязанки вяленой рыбы, ожерелья и браслеты из ракушек и прочая всякая всячина. Захаров увлекал своего спутника Митьку все глубже и глубже в торговые ряды. Иногда что-то его заинтересовывало, он останавливался и на ломаном арабском вступал в переговоры. Когда то он изъяснялся лучше. Арабский был вторым языком при обучении на востфаке, но общаться ему практически не приходилось, поэтому язык затерся в памяти. Поправлял его Дмитрий, помогал подобрать нужные обороты. Но вскоре умолк. Комитетчик заподозрил, что Шурка интересуется чем-то конкретным на Арваде. Казалось, что он ищет кого то из знакомых. Шипулин забеспокоился, вспомнив, что инициатива поездки на остров принадлежала Захарову.

– Спроси его, торгуют ли где то корабликами?

– Чего ж сразу не сказал? – обрадовано спросил он, как крест с плеч сбросил. – Это повыше.