Ворона для Царя

В палату вошла медсестра. Я уже догадывалась, что она по мою душу.

- Мухина, идем со мной! – улыбнулась девушка и помогла мне подняться с кровати.

Я очень боялась снимать швы, но это оказалось пустяком, по сравнению с перевязками и обрабатыванием ран. После этих процедур я всегда возвращалась вся в слезах.

- Ну что Люда, завтра с утра сдашь анализы, и как только придут результаты, думаю, тебя выпишу, - бодро сказал пожилой доктор.

Медсестра дала мне две пробирки и обратно до палаты я ковыляла сама. Новость о том, что меня скоро выпишут, очень обрадовала. Сама не знаю почему, но меня очень тянуло домой. И уже не раздражало, что Жора и Макс живут в нашей квартире. У меня было достаточно времени, чтобы все хорошенько взвесить. Вспомнить каждый момент, связанный с Царем. Да, от некоторых воспоминаний по позвоночнику бегали мурашки.  Как нас окружили в гаражах, как я стояла на коленях с обрезанными волосами, как они мучили Юрку, как смеялись над моим дневником. Кстати, как раз с дневника все и началось: именно в тот момент, когда он выгнал парней из моей комнаты и вернул мне дневник, я впервые за все время нашего знакомства подпустила к себе мысль, что он не совсем конченный. Но это ничего не меняло, я продолжала его призирать. Даже после того, как я услышала от Жоры как Максу жилось с матерью, я все равно гнала от себя чувства сострадания к нему, несмотря на то, что наши судьбы во многом схожи: нам обоим незнакома материнская любовь и забота, но зато нам очень хорошо знаком ремень и чувство одиночества. И даже в тот момент, когда он перенес меня, чтобы я не порезала ноги об стекло от графина, тоже ничуть не екнуло внутри. Но после того как он ничуть не испугавшись злобного ротвейлера кинулся на него, чтобы защитить меня, с моего сердца спали железные оковы и теперь что-то новое зарождается внутри. Шажочек за шажочком, миллиметр за миллиметром он завоевал к себе… доверие? Нет. О доверии говорить слишком рано. Но мне захотелось понять его. Я хорошо знала школьного Царя, а теперь мне хотелось узнавать Максима - полную противоположность его второй половины.

Зашла в палату и заметила на своей кровати красную розочку и коробку «Рафаэлло».

Криво улыбаясь, посмотрела на девчонок.

- Это кто положил?

- Парень принес, - улыбнулась Ира

- Симпатичный такой, светленький с взъерошенными волосами и синяком под глазом, - сказала Катя.

Я, нахмурив брови, выглянула в коридор.

- Он давно приходил.

- Как только тебя медсестра увела, - пояснили девочки.

Катя перебралась на мою кровать и засыпала вопросами:

- А ты чего с ним тут познакомилась что ли? Когда успела? А он с нашего отделения? А с чем лежит?

- Да я понятия не имею от кого это! А с чего ты взяла, что он тоже лежит в больнице?

- Ну как, он был в сланцах и спортивном костюме. Зашел, спросил где Люда Мухина, я сказала, что ты в процедурной, он взглянул на эту кофту, - Катя кивнула на спинку кровати, на которой висела моя олимпийка, - улыбнулся, положил розу и конфеты и ушел.

- Ничего не просил передать?

- Нет, - пожала плечами Катя.

Взяв розу, прислонила ее к лицу и улыбнулась. Сомнений, что это Максим не было. У меня больше нет знакомых подходящих под такое описание. И если Катя сказала, что он был в одних сланцах, то это может означать, что он лег в эту же больницу на операцию.

Взяла в руки коробку «Рафаэлло» и увидела под ней записку. Снова роза, но теперь живая, и снова записка, - подумала я, вспомнив его предыдущую розу с могильными крестами внутри.

«Нравится война? Продолжай засылать ко мне своих друзей, но знай, что я из этой войны вышел».

Было написано знакомыми заостренными буквами.

Неужели девочки ходили ко мне домой? Вот дуры! – разозлилась я. Кто их просил? Блин, сама просила на Тонькином дне рождении… А что если с ними были парни? Макса толпой избили? Эти девочки могут и толпой, я точно знаю…

Мне стало очень тревожно за Максима.

- Кать, а у парня только фингал был, да?

- Вроде бы, - пожала плечами она.

Я вышла из палаты и направилась к стойке медсестры. Я должна найти его. Я должна сказать, что никого не просила разобраться с ним. Вернее просила, но это было давно. У этой просьбы уже истек срок годности. А не то получается, что он мне жизнь спас, а я натравила на него своих подруг… так что ли?

- Люда! – послышалось на весь коридор.

Обернувшись, увидела маму, идущую по коридору с пакетом, в котором просвечивали апельсины. Не скрывая недовольства, я закатила глаза и направилась к ней.

- Ты почему гуляешь? – строго спросила она. – Тебе только сегодня швы сняли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я и так чуть мхом не обросла за столько дней постельного режима, - проворчала я, входя в палату.

- А это от кого? – мама удивленно смотрела на розу и конфеты.

- Не знаю. Кто-то принес.

- М-м, тайный поклонник?

- Наверное.