Воронье

Аннетта не осмелилась поднять крик, чтобы прогнать деверя. Зная, что Поль уехал, свекровь тут же примчалась бы и окончательно уверилась в том, что ее невестка спятила.

В этой щекотливой ситуации Хелена, однако, ненамеренно помогла ей.

Услышав голос матери, зовущий его, Ахим покинул комнату для гостей. Вскоре они с матерью уехали в ресторан, где должны были встретиться с Полем, тетей и кузиной.

Вечер в обществе свекрови с ее укоризненным взглядом, неверным мужем, напористым деверем и скучной теткой она бы не выдержала. Кроме того, ее страшно бесило, что Поль откровенно строит глазки своей кузине. Пусть кровные родственники пообщаются между собой.

От мыслей об упущенной ею итальянской кухне Аннетта почувствовала голод и решила сделать себе бутерброд. Хотя дверь в комнату Ахима была закрыта, Аннетта не удержалась и все же заглянула туда. На этот раз в комнате царила пустота и идеальный порядок; плюшевые игрушки все еще сушились на бельевой веревке. Лишь под столом валялся обрывок газетного листа. Аннетта подняла его и стала читать. Шариковой ручкой на полях крупными печатными буквами было выведено: ИОВ.

Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно. [12]

Она задумчиво сунула клочок газеты в карман штанов. Что значили для Ахима эти ветхозаветные стенания? Может, у него душевный кризис, хотя внешне никакой подавленности не заметно. Неужели ее мнение о нем ошибочно? Полные отчаяния строки никак не подходили к образу «солнечного» мальчика, скорее их мог бы выписать Поль. Даже не склонная к сантиментам Аннетта не осталась равнодушной.

С последним уцелевшим после чаепития кренделем она устроилась перед телевизором и впервые за день расслабилась. Завтра в это время она наконец-то снова окажется дома, а в стиральной машине будет крутиться первая порция грязного белья.

В ресторане «Кучина» было жарко и полно разгоряченных людей; пахло оливковым маслом, чесноком, диким майораном. Кельнер-итальянец поздоровался с Ахимом за руку и энергично заверил небольшую компанию, что по знакомству обслужит их на самом высшем уровне. У Поля сегодня на удивление не было аппетита, зато очень хотелось домой. Он завидовал Аннетте – та наверняка сейчас валялась на диване. Ресторанный гул стоял в ушах, и он с трудом разбирал то, что говорила ему не умолкающая ни на минуту тетя. Может быть, у него что-то со слухом?

Тетя Лило сама поняла, что выпила уже достаточно.

– Эй, неужто я от четвертинки вина так окосела? Поль, детка, не плеснешь мне минералки, а то во рту пересохло. – Громко рассмеявшись, она жизнерадостно поинтересовалась: – И когда нам завтра на кладбище?

Ахим ответил, что начало похорон назначено на одиннадцать, и посмотрел на часы, словно им нужно было отправляться туда немедленно.

– По окончании будут поминки в «Аббелькротце». Мы зарезервировали зал на тридцать человек для родственников и друзей, – добавила Хелена.

Поль сидел между тетей и кузиной и удивлялся тому, с какой жадностью обе вгрызались в цесарку alla cacciatora. [13]Сам он заказал себе только тыквенный супчик. Чуть ли не с отвращением думал он сейчас о тех жирных блюдах, которые в него снова и снова будет впихивать Ольга. Поль заметил, что Ахим обращается к нему, только когда Саския толкнула его в бок.

– Эй, братишка, – сказал Ахим, – если хотите, завтра я прихвачу вас с собой. Я все равно поеду на юг…

– И куда? – с любопытством спросила Саския.

– Забрать мою подругу Джину, – ответил Ахим. – На Пасху она навещала родных.

Поль спросил, когда брат собирается отправляться, потому что сам хотел бы уехать сразу же после поминок.

– Когда ты пожелаешь, – любезно ответил Ахим.

Слушавшая их диалог тетя Лило произнесла:

– Подлиза!

Расстались не очень поздно. На этот раз родственников в гостиницу повез Ахим. Поль должен был доставить домой мать и решил по дороге поговорить с ней о наследстве.

– Хоть бы поскорее прошел завтрашний день, – вздохнула она, захлопывая дверцу машины. – Хоть и замечательно, что вы оба дома, я мечтаю о покое. В ближайшие дни буду тихо сидеть у окна, вспоминать прошлое, немного приберу, отосплюсь…

– Я очень хорошо тебя понимаю, мама, – вставил Поль, пытаясь дипломатично подойти к делу. – У меня точно такое же желание. Ты отдохнешь несколько дней, а потом, может, будет время, чтобы поговорить о финансовых вопросах.

– Как следует понимать твои слова? – спросила она тихо, но печальные нотки из ее голоса исчезли.

Поль объяснил, что он имеет в виду наследство.

– А что ты будешь делать, если вдруг получишь кучу денег? – спросила мать довольно резким тоном.

Он остановил машину на соседней улице, неподалеку от дома, и настойчиво заговорил: