Все это неправильно. Совсем неправильно, и никто, кроме самой Эстеллы об этом не догадывался. На почетном месте сейчас должны были стоять три, а вовсе не две вазы.
Но хуже другое: ни слезинки в глазах, как Эстелла ни пыталась соблюсти приличия. Посчитают ее черствой и будут обсуждать за спиной? Или решат, что бедняжка уже все выплакала? Не важно.
Эстелла поднялась и быстрым шагом направилась к выходу. Бросила на ходу:
– Теперь ваша очередь прощаться.
В ушах отдавался цокот каблуков по мраморному полу коридора, отчего-то сейчас бесконечно длинного. И еще чьи-то шаги. Не столь поспешные, но держались рядом. Эстелла притормозила. Обернуться не решилась: поняла вдруг, что если снова заметит направленные на нее сочувствующие и насквозь лживые взгляды, то уже не сможет сдерживаться – побежит со всех ног подальше от них.
Может, так было бы лучше?
И эти шаги за спиной, почему они никак не стихнут?
– Вы неплохо держались, графиня, – снова голос того наглого выскочки. Конечно, кто бы еще посмел ее преследовать?
Эстелла остановилась у приоткрытого окна, вдохнула свежий воздух. Бархатная портьера мгновенно окутала ароматом лаванды, который так любила мама, и от которого стало дурно. Пришлось сделать шаг в сторону.
– Думала, останетесь утешать горюющих, Мэлоун, – оказывается, силы язвить еще остались. Пожалуй, только на это и остались. – Или предоставили это Гарушу?
Произнесла, и тут же поморщилась. Дурной, дурной ворон. Неужели обязательно проявлять характер именно сейчас, когда больше всего нужна его поддержка? Впрочем, пока были проблемы поважнее. С растерянным видом взъерошивший волосы на макушке Мэлоун, например.
– Настолько не понравилось, что я говорил?
– Было слишком приторно, – Эстелла картинно скривилась, на что Мэлоун пожал плечами.
– Просто помочь пытался.
Хотелось бы верить. Правда, хотелось, только Эстелла давно и крепко усвоила: на слова нельзя полагаться. Никогда и ни за что.
«Мы всегда будем с тобой» – так они говорили. Теперь их нет.
Слова ничего не значат.
– Теперь все будут считать, – Эстелла сорвала перчатки и бросила на пол. – Что новая графиня слабачка и не смогла даже как следует почтить память своих родителей.
На лице Мэлоуна появилась загадочная улыбка, и от неожиданности Эстелла на миг позабыла о том, что злится.
– Теперь они будут считать, что новая графиня поглощена горем, в чем нет ничего зазорного. И, несмотря на свое горе, она способна выполнять свои обязанности. По-моему, неплохо, как считаешь?
От возмущения Эстелла задохнулась и не сразу нашлась, что ответить.
– Ах, мы уже на «ты» перешли?
– Думал, не будешь против, – Мэлоун пожал плечами.
«Думал он, конечно», – мысленно фыркнула Эстелла. – «Слишком много думает». Вслух же произнесла на удивление спокойно:
– Я и не против. Но откуда ты знаешь, что другие теперь решат?
– Слышал, пока шел по залу. А ты разве нет? Они очень громко перешептывались.
Неужели не понимает, что ей было не до подслушивания сплетен? Или притворяется, будто не понимает, чтобы задеть побольнее? Не важно. Все это сейчас совсем не важно. Эстелла краем глаза заметила, как в дальнем конце коридора открылась дверь зала, и оттуда показался семейный поверенный. Переваливаясь, словно круглобокая утка, направился в ее сторону.
Внутри все сжалось. Не от вида поверенного: в конце концов, Эстелла была готова к неизбежному. Но вот Гаруш, сидящий на фигурно выкованном бронзовом насесте, который поверенный нес перед собой на вытянутой руке, с явной опаской – это не предвещало ничего хорошего. А особенно – то, что именно у него в клюве, а не в руках поверенного блестел позолотой конверт.
– Идем, – бесцеремонно подхвативший под руку Мэлоун привел в чувства. – Нужно выслушать их последнюю волю.
Нужно, да. Но Эстелла и без того прекрасно знала, какова будет эта воля. Да и все вокруг знали, даже нянюшка Юм, раньше времени начавшая звать ее графиней.
– Ты иди с ним, – Эстелла отдернула руку и кивнула в сторону поверенного. – Засвидетельствуешь своей подписью. Ты же здесь за этим, а не чтобы восхвалять моих родителей перед теми, кому плевать, правда? – она выпалила это так быстро, что пришлось остановиться и перевести дыхание. – Я приду позже.
Но Мэлоун не сдвинулся с места, только покачал головой. Ответил за него поверенный, как раз поравнявшийся с ними.
– Так нельзя, графиня, это против правил.
«Сама знаю» – мысленно фыркнула про себя Эстелла. Свела брови домиком и произнесла самым жалостливым тоном, на какой была способна:
– Иногда ведь можно от них отступить.
– Не в этот раз, – поверенный оказался непреклонен, как и полагалось человеку его статуса.
Эстелле ничего не оставалось, кроме как последовать за ним по узкой лестнице на второй этаж. В отцовский кабинет с дубовой мебелью и изумрудно-зеленым атласом на стенах. Туда, где он проводил большую часть жизни, и куда Эстелле дозволялось заглянуть лишь украдкой.
За спиной хлопнула дверь, и Эстелла невольно вздрогнула. На несколько мгновений удалось забыть, что позади шел Мэлоун, не позволяя передумать и сбежать.