Воронье сердце. Отбор по принуждению (СИ)

— То есть, — дознаватель оперся на стол, и мощная тень нависла надо мной. Древесина опасно застонала. — Вы говорите, что целились в королевских стражей, но при этом не имели цели их подстрелить?

— Вы действительно не понимаете, что я говорю, или притворяетесь? — я начинала выходить из себя, но держалась. — Я стреляла в воздух! Так, как разрешено законом! Но стрела почему-то попала в этого… в гранна Солье.

— Не вы ли говорили, что никогда не промахиваетесь?

— На что это вы намекаете?

Дознаватель усмехнулся и почесал массивный подбородок. Короткие щетинки торчали из-под его кожи, делая его похожим на лесного кабана.

— Полагаю, не нужно вам объяснять, что теперь вы по закону считаетесь преступницей? Знаете, что за такое преступление при отягчающих обстоятельствах можно получить смертный приговор?

Я снова вздрогнула. Тревога подобралась ближе. Шутки шутками, а реальность куда страшнее, чем я думаю. Что же теперь делать?

— Но если вы расскажете все честно, — продолжил он, — то есть шанс скостить ваш срок до пятнадцати, а то и десяти лет заключения.

— Пятнадцать, десять… лет?! За то, что я просто промазала?! — я вскочила с лавки и тряхнула массивными цепями, что сковывали мои руки. — Да вы смеетесь, что ли? Это ведь целая жизнь! С чего ли тогда разрешаете отстреливаться на митингах?!

— Использовать оружие разрешается строго при условии, что никому из участников собрания, а тем более королевским стражам, не будет нанесен вред. И вы это прекрасно знали, когда брали с собой лук.

— Если бы я знала, я целилась бы ему в глаз!

— Значит, так, ибреса, — по леденящему тону дознавателя я поняла, что шутить он не намерен. — Если вы не хотите сотрудничать с нами сейчас, посидите-ка в камере, подумайте хорошенько. О своем решении завтра доложите. Поняли? И если…

Из коридора донесся шум и гомон голосов, и дознаватель проглотил окончание фразы. Подобрался к двери и высунулся наружу:

— Что за беготня?

— Мобилизация, грани, — отозвался кто-то снаружи. — Попытка прорыва Купола на западной линии!

Я жадно вслушивалась в голоса, но не смогла больше различить ни фразы. Попытка прорыва? Да неужели! Именно сейчас?..

— Вы поняли меня, ибреса Крэтчен?! — вывел меня из оцепенения грозный голос дознавателя.

— Я поняла только то, что Королевству выгодно засаживать активистов оппозиции.

— Ох, не нарывайтесь!

Дознаватель кивнул парочке стражей, что сидели у выхода. Молча, как два каменных валуна, они приблизились ко мне и подхватили под руки, отрывая от лавки.

— Эй, что это? — недоумевала я. — Меня даже домой на ночь не отпустят?

Крепкая хватка безмолвных служителей закона — или беззакония — подтверждала: не отпустят. Ни на ночь, ни на неделю, ни на час.

Глава 3

В камере царил холод и пахло подгнившим тряпьем. Вдоль каменных стен тянулись нары: восемь узких деревянных полос. Даже если уместишься на них чудом — непременно свалишься во сне. Закатный луч, прорывающийся сквозь узкое окошечко под потолком, делил темницу точно надвое.

В этом бедламе я оказалась четвертой. И едва увидела прожженные лица соседок, вести беседы о справедливости резко расхотелось. Здесь они точно не в первый раз очутились. И не во второй.

Дверь за спиной хлопнула, гася звуки коридора, и лязг засова снова напомнил, что это не сон. Не понарошку. Еще вчера я была избалованной купеческой дочерью с лучшими нарядами в округе, которой отчего-то не сиделось на месте. А теперь я никто.

Я откинулась на дверь и опустила веки. Три сокамерницы лениво вскинули на меня выцветшие взгляды: так, словно у них вошло в привычку встречать кого-то. Одна из них — невысокая и лохматая, с кривой ухмылкой и шрамом на щеке — тут же отделилась от кучки и, переваливаясь, как утка, поковыляла ко мне. Я лишь вяло дернулась, когда сухие, морщинистые пальцы стиснули мой подбородок.

— Как звать? — меня обдал кислый запах из ее рта.

— Лира, — я подняла голову, вырываясь из цепкой хватки.

Две женщины сзади переглянулись, ожидая реакции своей подруги.

— Кхм, — та, впрочем, не заставила себя долго ждать. — Ли-и-ира! Ха-ха!

Камеру наполнило глухое ехидное хихканье.

— Папочка музыкант, что ли? — донеслось противное кряканье из угла камеры. — Еще б скрипкой назвал.

— Что? Ры-ыля?!

Меня покоробило. Впервые за день мне стало по-настоящему страшно, но я проглотила смятение. Если убегать некуда, бояться не имеет смысла.

— Короче, — женщина передо мной закашлялась, и я на всякий случай отвернулась, — я Фиалка. А ты будешь Вороной.

— Это почему Вороной? — вздрогнула я.

Фиалка разразилась ехидным хохотом. Следом за ней захихикали и две подруги- подпевалы. Мне уже не нужно было объяснять, кто здесь лидер. Лишь бы не затоптали! Удивительна наша жизнь: три обиженные, несчастные женщины могут оказаться куда опаснее огромной королевской армии.

— Потому что политота, — она нахально коснулась нашивки на моем рукаве. Черный треугольник — символ «Воронов». — Идти против Королевства почетно. Но чуть более чем бесполезно. Проходи, Ворона, и рассказывай, чем правителей в тупик поставила.