Воронье

«Рывок, ужас в его глазах, я всаживаю в него нож и решительно поворачиваю, чтобы кровь фонтаном забила из него, — и не забывать плотно сжимать рукоятку, чтобы она не выскользнула, пусть я буду весь залит его кровью, и пусть она хлещет и хлещет, о Господь мой!

Но ведь есть и другой парень. Сумасшедший, тот, что на дороге.

Молю Тебя, Господь, покажи мне путь. Я оставляю все в Твоих руках. Господь! Прошу Тебя, защити нас. Ты же покажешь мне путь, не так ли? Боже, просто открой мне, когда и как мне защититься.

Разве я не должен сейчас же напасть на него?»

Рядом спит Пэтси. Потрясающе, что она может спать. Но она основательно надралась. Пока Митч лежит здесь, в тысячный раз прикидывая нападение, удары ножом, хлещущую кровь и сломанные ребра этого сукина сына… Как он всю ночь будет убивать его.

ШОН встал и пошел в туалет. Он оставил дверь слегка открытой и, покончив с делами и стряхнув последние капли, прислушался. За дверью стояла тишина, и она поразила агрессивным спокойствием. Спустив воду, он вышел и остановился перед дверью Митча и Пэтси.

— Митч, — тихо позвал он.

Естественно, Митч не ответил.

— Митч, я знаю, ты не спишь. Пожалуйста, скажи что-нибудь, пока я не вышел из себя.

Ответом был слабый хриплый голос:

— Да.

— Я просто хочу, чтобы ты знал, Митч. Я не собираюсь насиловать твою дочь или заниматься чем-то подобным. Пока ты не планируешь доставить мне неприятности. Но ты же не собираешься этого делать, не так ли?

— Нет.

— Отлично. Стоит тебе рыпнуться, и я изнасилую ее у тебя на глазах, а потом отрежу ей язык, и она никогда не сможет рассказать тебе, как ненавидит тебя, но ты будешь видеть это по ее лицу всю свою долгую сраную жизнь. Но если ты будешь сотрудничать со мной, я отнесусь к ней как к принцессе, и никакая беда не коснется ни ее, ни всех, кого ты любишь. Хорошо?

— Да.

— Договорились. А теперь поспи.

Потом он прошел через дом и вышел через заднюю дверь в душную ночь. Он стоял на деревянной веранде и ждал. Ровно в два часа позвонил Ромео.

— Как дела? — спросил он у Шона.

— С Тарой? Я думаю, все в порядке. Она перепугана.

— У меня такое ощущение, что я облажался.

— Ты болван, Ромео, потому что у тебя в голове только и крутятся мысли об этих убийствах.

— Ладно тебе!

— Где ты сейчас?

— Езжу вокруг Брунсвика.

— Тебе удалось найти все дома?

— Ага.

— И Нелл тоже? А Клио? И дяди Шелби?

— Да, я думаю, что нашел всех, Шон. Но я так и не знаю, что мне придется делать.

— Просто продолжай ездить. Так, как я тебе сказал. Если я пошлю тебе «мей дей», убьешь того, кто ближе к тебе.

— Понял.

— Просто продолжай ездить, и они никогда не узнают, где ты.

— Хорошо.

— А если не отвечу на вызов, это значит, что я, скорее всего, погорел. Продолжай вызывать меня еще минут двадцать — а затем начинай убивать.

— С кого начинать?

— Не важно. Тебе виднее.

— Начинать с Нелл?

— С кого хочешь. Составь план и держи его в голове. Конкретный. И верь в него. Тогда и они поверят.

— Да, хорошо.

— Если он будет истиной для тебя, то станет истиной и для них.

РОМЕО, сделав этот звонок, почувствовал звенящую пустоту в желудке и подумал, что ему лучше бы перекусить. Он проследовал по I-95 и нашел «Дом встречи». Его яркий свет вызывал у него отвращение, но крайней мере это было единственное открытое заведение. Он устроился в нише и просмотрел меню, глянцевые страницы которого были такими блестящими, что он с трудом разбирался в нем. Подошла официантка. Чтобы потянуть время, он спросил у нее:

— А что такое овсянка?

Она пожала плечами:

— Ну… такая белая.

Он оправдал ее уклончивость. В этот час, на этой работе, в этой дешевой забегаловке, забитой пьяницами, жуликами и бродягами, — чего ради она должна объясняться с кем-то? Он заказал овсянку и яичницу с беконом, и она ушла. Затем женщина из соседней ниши повернулась и смерила его взглядом.

— Овсянка — это годится, — сказала она. — Туда еще нужно масло. Чувствуется, ты любишь ее, и ты, должно быть, янки.

— Да, — согласился он.

— Откуда ты?

— Из Огайо.

— Я это поняла.

Она повернулась к грубоватому мужику, который делил с ней нишу, и бросила на него взгляд, который как бы сообщал: «А что я говорила тебе».

Она снова повернулась:

— Я Винетта. А это Лонни.

— Я Ромео.

Естественно, Лонни решил, что у него смешное имя. Он разразился грубым рваным смехом, который Винетта остановила резким взглядом. Она спросила у Ромео, как он думает: суд над мисс округа Глин будет пародией или как, — Ромео ответил, что он понятия не имеет о суде над мисс округа Глин. Винетта показала ему фотографию в «Брунсвик ньюс» и выложила ему кучу сведений: обман, взаимные обвинения, тайный ребенок и к тому же пули.

Лонни устал оттого, что на него не обращают внимания. Он расплатился за свой кофе и ушел, а Винетта пересела к Ромео.