Вороньи игры

Все прекрасно знали, как это началось. Восемь дней назад в пригороде Парижа Клиши двое мусульманских подростков североафриканского происхождения ограбили и избили пожилого парижанина. Полицейский патруль, случайно оказавшийся на месте происшествия, попытался поймать юных грабителей, чтобы затем доставить их в жандармерию. Там несовершеннолетних хулиганов могли, в соответствии с либеральным французским законом, отругать, вызвать родителей, если таковые имеются, и занести в компьютерную базу данных как потенциальных правонарушителей. Но подростки предпочли убежать с добычей – с тощим кошельком ограбленного ими пенсионера. Попытка спрятаться в трансформаторной будке привела к тому, что хулиганы запутались в высоковольтных проводах и сгорели заживо. Ошибка природы, допустившей их рождение, была исправлена. Но уже через час все Клиши пылало: в память погибших малолетних преступников горели автомобили, лавки, конторы, мастерские и пекарни. И вот уже исламская молодежь всей Франции по-своему отмечала последнюю неделю священного мусульманского месяца Рамадан.

Смотреть репортаж про пылающий Марсель владелец лимузина уже не стал. Не выключая телевизор, он вышел из автомобиля и, жестом приказав водителю оставаться на месте, направился к маленькому восточному кафе, углом выходящему в сквер. Запланированная на два часа встреча с Ханан должна была состояться именно здесь.

Доктор Магриби терпеть не мог, когда опаздывали. А Ханан, увы, имела такую дурную привычку. И ей было плевать, что Тауфик теперь уже не просто ее начальник, но и возглавляет всю оперативную службу, главную в структуре их организации. В последнее время эта умная и чрезвычайно способная, причем способная на все, дама что-то слишком объевропеилась. Собственно, она никогда не отличалась особой покорностью. Ханан была плохой мусульманкой – ну и Аллах с ней. Особенно усердный в вере – либо лжец, что, в общем, нормально, либо дурак, а это уже никуда не годится. А она – совсем-совсем не дура.

Ханан стала исключительно профессиональной и удачливой авантюристкой. В отличие от Тауфика, учившего в Москве русский, Ханан, наоборот, еще ребенком выучила арабский в Дамаске, где много лет работал в корпункте ТАСС ее отец. Не желая жить в гниющем «совке», она в восемнадцать лет вышла замуж за богатого сирийского подрядчика. Еще до того, как стать вдовой, Ханан на некоторое время стала любовницей Тауфика.

Их знакомство с Тауфиком произошло благодаря все тому же научному руководителю. Отец Ханан дружил с этим человеком, если слово «дружба» вообще применимо к людям, подобным «морскому свину». Ханан терпеть его не могла. Ей не было еще и пятнадцати, когда она, совершенно преднамеренно, оскорбила этого человека. Однажды, во время семейного обеда, который давали в честь навестившего их в Дамаске московского друга, отец, подмигнув жене и дочери, процитировал слова одного из своих коллег:

– Как вы думаете, про кого это сказано: «Если бы не природная осмотрительность и осторожность, его смелость можно было бы сравнить только с бесстрашием барса!» – При этих словах отец подмигнул своему гостю.

После короткой паузы Ханан произнесла уже низким грудным голосом:

– Какой-то лизоблюд просто побоялся сравнить своего начальника с трусливым шакалом! Но побоялся… хотя и очень хотел!

«Свин» оказался слишком хитер, чтобы изображать обиду. Но при этом не в его правилах было что либо забывать и уж тем более прощать. Он отомстил всей семье: спустя короткое время отца Ханан отправили в такую «горячую точку», откуда он уже не вернулся.

К тому моменту дочь уже была замужем за Бассамом Зуаби, но спала с Тауфиком, то есть с доктором Магриби. Она демонстративно наплевала на строгие мусульманские традиции и не жила дома. С таким любовником она могла себе позволить даже это. В постели нестарый еще Тауфик был намного полезнее, чем ни на что не годный Бассам Зуаби. Муж, пока она его не бросила, раза два в неделю безуспешно пытался вмять свой обрезанный отросток, затерявшийся в жировых складках, в ее равнодушное лоно.

Бассам знал, что Ханан начала работать на знакомого ему доктора Магриби, но о связи Ханан с шефом по тупости своей не догадывался. Поэтому он упорно надоедал Тауфику, призывая посодействовать возвращению беглой жены и в примерном ее наказании. Он ныл, вспоминая о том, как немало заплатил за нее покойному теперь отцу Ханан, в дни перестройки тайно вернувшемуся в лоно ислама. Дорого обошлось Бассаму и согласие на второй брак, требовавшееся от первой жены – малограмотной толстой тетки, обвешанной с ног до головы золотом. Бассам Зуаби никогда бы не прекратил нудить и жаловаться всем вокруг, но однажды совершенно случайно упал с лесов четвертого этажа, который сооружал над крышей собственного дома.