Воронья Кость (ЛП)

Она отыскала старый очаг — камни, выложенные кольцом, собрала несколько палочек и развела огонь. Её охотники присели, не сводя с неё глаз. Многие изранены и больны, а ещё больше погибло, и ей действительно было жаль их. Они думали, что будут сражаться и прогонят северян прочь отсюда, из дома их мудрой богини, и враги будут повержены. Они не знали, что должны проиграть, когда их судьба пророчила им успех.

Мягкие отблески пламени озарили красно-золотым еще одну длинную бело-синюю ночь. Хорошая широкая луна, морозный воздух и тёплые оттенки пламени, танцующего в очаге. Бабушка — ещё одно её прозвище, против которого она не возражала, хотя её называли так только дети, боль её сердца. Она не видела детей уже долгое время, но помнила, как они любили её истории, в те давние дни, когда она проводила больше времени снаружи.

А ещё она любила рассказывать истории самой себе, — по крайней мере, ей так казалось, когда она понимала, что бормочет что-то сквозь растрёпанные космы. Иногда она позволяла слушать охотникам в звериных масках, но те отползали прочь от старой и одновременно молодой, бесформенной бормочущей женщины, облачённой в разнообразное разноцветное тряпьё.

Она знала, что один или двое перестали слушать её, и удивлялась тем немногим, очень немногим, которые спрашивали, а может ли она вообще бормотать что-то другое кроме своих "сказок", — но их по-настоящему удивляли лишь те вещи, о которых они слышали впервые.

Пока они слушали, они чувствовали, будто поднялись в пыльное облако веков, очутились на небесной тверди. Некоторые утверждали, что она говорит об их доме, в котором, испокон веков, их народ должен жить вечно. Ни один из слушателей не уходил равнодушным, а некоторые, впоследствии придя в себя, удивлялись, для чего вообще она их рассказывает.

А теперь саамским охотникам в звериных масках казалось, что она просто бормочет что-то себе под нос, расчищая от снега старый очаг, словами возвращая очаг к жизни, словно сука вылизывающая помёт своих малышей. Охотники молча сидели и ждали.

Из расселины бесшумно показался человек, охотники знали об этом и подняли головы в звериных масках; за первым появились остальные. Охотники взглянули на богиню, но она не выказывала тревоги, тогда они последовали её примеру, опустили оружие и стали ждать.

Она наблюдала, как группа людей приближается к ней, — четверо воинов несли кресло на носилках, ещё один прихрамывал, морщась от боли, другой человек вооружён луком, а за ними ещё несколько воинов. Хромоногий облачён в рясу неопределённого цвета, покрытую грязными пятнами, подол изодран в клочья. Одной рукой он опирался на посох, судя по лицу, он испытал немало тягот в жизни, одна нога босая. Скрюченная и изуродованная ступня, не настолько мёртвая, чтобы не чувствовать холод и острые камни. Но глаза этого человека выглядели ещё мертвее, чем нога, на его шее висел крест, от вида которого у неё перехватило дыхание.

Христианский священник. Здесь. Неужели именно он пришёл за жертвенным топором? Эта мысль ошеломила её, почти сокрушила своим неумолимым роком, но затем воины опустили носилки на землю, и она ощутила сейдр, исходящий от сидящей на них незнакомки, ещё до того, как женщине помогли подняться на ноги, и она медленно направилась к ней.

Старая, подумала она. Ей подвластна древняя сила, поэтому её следует опасаться. И, тем не менее, она сделала то, что должна была сделать. Она кивнула на покрытый резьбой пень напротив и наблюдала, как посетительница присела. Налетел ветер, огонь затрепетал, и Древняя Сила оглядела охотников, которые уставились на неё, словно собаки с поднявшейся дыбом шерстью на холке, ведь они тоже чувствовали, кто она такая. Гостья оглядела долину, в которой совсем не было снега, здесь было довольно тепло по сравнению с тем, что творилось снаружи горы, и кивнула.

В конце концов, гостья повернулась и посмотрела на увядшее, неопределенного возраста лицо женщины, сидящей напротив.

— Богиня, так ведь? — сказала она нарочно хриплым голосом. Женщина едва кивнула, пытаясь разглядеть лицо гостьи сквозь вуаль, сотканную из шёлковых нитей, но видела лишь блеск старых ледяных глаз.

— Да, так они называют тебя. Саамы сильны, но лишены здравого смысла.

Она остановилась, вдохнула и забормотала.

— И, тем не менее, нет причин показаться невежливой, — добавила Гуннхильд. — Я пришла за Кровавой секирой, — сказала она. — Однажды я уже забрала её, когда твоя... предшественница... была здесь, думаю, тогда я не стала вежливо спрашивать её. Я взяла жертвенный топор для моего мужа. А теперь возьму его для сына.

Весь её трепет перед древней силой как ветром сдуло, и саамская богиня искренне рассмеялась, глядя на эту смешную маленькую женщину, покрытую вуалью, которая всерьёз считала, что саамы лишены разума, а ещё она пришла за топором, из-за которого погиб её муж и все её сыновья кроме одного.

Финнмарк...

Команда Вороньей Кости