Воронья Кость

На миг Воронья Кость вспомнил ощущение полной безнадёжности, свои слёзы и сопли, когда их с Торгунной бросили, словно брёвна, в лодку Владимира, который намеревался спуститься к Чёрному морю и сбежать от Орма и Обетного Братства.

Он плакал, его сердце разрывалось, из-за матери, лицо которой он уже не мог вспомнить, из-за Торгунны, которая оказалась так же, как и он — совсем одна, испуганная и отчаявшаяся, никому не нужная. Бедная Торгунна, думал Воронья Кость, она потеряла двух мужей и двух младенцев.

Орм выкрал их лодку, освободил Торгунну и его самого, Воронья Кость помнил, что Орм запросто мог прикончить его, но не сделал этого. Вместо этого, Орм принял его как собственного сына. А потом Торгунна вышла замуж за Орма.

Но теперь Орм плетёт против него козни, Воронья Кость был в этом уверен. Те побратимы Обетного Братства, которых он принял — Онунд, Кэтилмунд, и остальные — не он выбрал их, припоминал Олаф, это сделал Орм, он отправил этих людей, чтобы проследить, чтобы Воронья Кость попал во все западни, устроенные Мартином. Орм желал сам заполучить ценную добычу, думал Олаф с горечью, используя меня вместо глупой молодой гончей.

Но Орм плохо меня знает, подумал Воронья Кость. Я не позволю обвести себя вокруг пальца в этой игре. И я не раболепная псина, которую можно натаскивать на ловушках.

Словно услышав его мысли, жёлтая сука с надеждой ткнулась в него носом, и он бросил ей хрящик, который она тут же схватила. Берлио улыбнулась и бросила несколько кусочков получше, и воины рассмеялись. А затем начались тихие неторопливые разговоры.

Если только мы не замёрзнем насмерть на этой голой горе, побратимы уже намотали на себя все лохмотья, что у них были, в этой безумной погоне за топором, и нападающими саамами в звериных шкурах, подумал Кэтилмунд. Он тихонько пробормотал это Онунду, добавив, — Возможно, Орм поступил опрометчиво.

Онунд издал свой обычный медвежий рык, что могло означать всё что угодно.

Когда дневной свет нехотя вернулся в мир, они двинулись дальше, теперь со всех сторон их окружали горы, впереди вилась длинная, петляющая тропинка, ведущая сквозь каменные осыпи, карликовые сосны и скалы. Замёрзшая река, покрытая молочно-белым льдом, пересекала тропу, наверху ледяные ручейки охватывали камни со всех сторон, свисая вниз заледенелыми струями, которые становились всё уже и заканчивались острыми сосульками в футе от подножия скалы.

Хальфдан поднял голову, прищурившись от ослепительного блеска льда.

— Летом, — мечтательно сказал он, — должно быть, это замечательное место, чтобы послушать журчание воды и пение птиц, вдохнуть свежего воздуха и ароматы цветов; а если солнце будет припекать слишком сильно, можно освежиться в чаше бассейна у подножия водопада.

Заманчивая картина, такая же, как и одинокий цветок, каким-то образом оказавшийся здесь, и Хальфдан беспощадно сорвал его.

— Этот лёд может не растаять даже летом, — сказал Онунд, — когда появятся насекомые, которые сведут тебя с ума. Однажды я видел, как лось сбросился со скалы, потому что полчища мошки довели его до безумия.

— Думаю, тебе уже не хочется искупаться тут, — сказал, загоготав, проходивший мимо Тук. Хальфдан опустил глаза и согласился с ним; падающий со скалы замерзший поток выглядел как настоящий занавес в складках, будто бы сотканный из белого камня. Он повернулся, заметив что-то чёрное, и уставился на ворона, — первую птицу, которую он видел за последнее время.

Воронья Кость тоже замер, его волосы встали дыбом, словно щетина у кабана. Ворон держал в клюве ошмёток мертвечины, он деловито совал кусок мяса в дупло мёртвой скрюченной сосны у подножия водопада, так что расщеплённое стужей дерево теперь стало чем-то вроде кладовой для птицы.

— Осторожно, — сказал он медленно и мягко. — Этот птичий клюв может рассказать целую сагу.

Кэтилмунд сразу заметил, что мясо свежее, ещё не замёрзшее. Значит, кого-то умер совсем недавно. Он кивком отправил воинов вперёд; они начали карабкаться по предательски обледенелой тропе, идущей вдоль водопада, Воронья Кость оказался последним, наблюдая за вороном, так же, как и птица наблюдала за человеком чёрным немигающим глазом. И лишь когда птица опустила клюв в дупло, Воронья Кость очнулся и начал подниматься вслед за своими людьми; он с удивлением обнаружил, что жёлтая сука следует за ним по пятам.

Наверху обнаружилась плоская площадка, её пересекал ручей, когда был свободен ото льда. В отличие от окружающего пейзажа, здесь почти не было камней, поэтому место идеально подходило для лагеря, и люди, которые добрались сюда первыми, подумали также.

Воронья Кость взобрался наверх и заметил, что его люди, тяжело дыша, плотно выстроились, стоя плечом к плечу, пар от их дыхания поднимался, словно фонтан из китового дыхала. Кэтилмунд оглянулся, заметил Олафа и кивнул, указывая вперёд. Перед ними лежали беспорядочно разбросанные мертвецы в звериных масках, и тут и там поклёванные птицами, остывшие, но ещё не окоченевшие, пиршество для воронов. А поодаль, за распростёртыми мертвецами стояли воины с сомкнутыми щитами, готовые к бою.