Воронья шпора

Впрочем, герцог Карл выписал обоим Йоркам весьма щедрое пособие. Каждый месяц Эдуарду вручали мешочек с золотом и серебром. После чего Ричарду приходилось просить брата выдать ему полагающуюся долю… Это казалось Глостеру унизительным – не ребенок же он, выпрашивающий серебряный пенни у отца! Свой небольшой доход герцог тратил на вонючие мази и ароматные травы, зелья, порошки и молитвы в кафедральном соборе. А еще он нашел слепую девчонку, которая разминала пальцами самые болезненные места на его спине до тех пор, пока ему не становилось совсем уж невтерпеж. Пребывание в глубокой металлической ванне и час такого массажа приносили ему некоторое облегчение, так что можно было заснуть.

Подхватив с каменной мостовой меч в ножнах и сброшенные с плеч шерстяной жилет и сорочку, Эдуард принялся стряхивать с них снег и ворчать о том, как отсырела его одежда. После этого он подошел к крытой галерее, под которой остановился его брат, и с надеждой осведомился:

– Нет ли каких новостей из дома?

Ричард отрицательно качнул головой, и его брат вздохнул:

– Тогда пойду, преломлю хлеб… если только у тебя нет желания еще разок скрестить со мной клинки. Завтра с юга приезжает какой-то новый мастер фехтования, друг Карла. Мне необходимо поупражняться в гибкости.

– И ты выбьешь из него сознание в точности так, как из предыдущего, – едко проговорил Глостер, все еще остро ощущавший самый свежий комплект синяков. Он поправлялся и обретал прежнюю способность к движениями не так быстро, как остальные люди, хотя никогда не признавался в этом и не просил Эдуарда бить не так сильно. Боль – его личная собственность, ею не поделишься.

Эдуард пожал плечами:

– Возможно. Учитывая то, что нам предстоит, Ричард… учитывая то, что нам нужно сделать, я не могу экономить время на упражнениях собственных ног, плеч и меченосной руки. Или мы высаживаемся в Англии и побеждаем… или я мог бы с тем же успехом бросить свою жену и сына в огонь.

Беглый король стоял перед младшим братом, и его обнаженная грудь все еще вздымалась и опадала после физической нагрузки, а по подбородку и дальше, на шею, мешаясь с талым снегом, несколькими струйками стекала кровь. Ричард угадывал отчаяние в глазах брата – и оно потрясло его, пошатнуло в нем собственную уверенность. Эдуард всегда был показушником и хвастуном, способным рассмеяться перед лицом смерти и пнуть ее в зад, как только она отвернется от него. И тем не менее его самоуверенность претерпела жестокий удар. Он бежал из родной страны, не имея на себе даже теплой одежды, и теперь полностью зависел от щедрости человека, не питавшего к Англии особой любви, однако ненавидевшего короля Франции, а за компанию с ним и Ланкастеров.

– Ждать осталось недолго, я в этом уверен, – произнес Ричард, даже в такой дали от дома оглядываясь по сторонам, чтобы проверить, не подслушивают ли их разговор. Он наклонился над перилами, а Эдуард подошел поближе, чтобы слышать его. К собственному удовольствию, Глостер обнаружил, что за счет пола оказался одного роста с братом, уравнялся с ним статью.

– Герцог Карл согласился дать нам шестнадцать сотен своих людей и три дюжины кораблей в тот момент, когда мы соберемся в путь, – рассказал он. – У него нет хороших стрелков из лука, однако найдется сотня фузилеров, распоряжающихся по собственному желанию громами и молниями. Я назвал ему первое марта, не позже. Даже если зима будет задерживать нас, мы все равно отплывем. Он дает нам людей, корабли и оружие для высадки. Остальное зависит от тебя – и от той армии, которую ты соберешь весной.

– Соберу ли? – проговорил Эдуард негромко – еле слышно, словно обращаясь самому к себе. Невзирая на это, Ричард предпочел ответить:

– Осенью мы располагали едва ли тремя днями, и тем не менее восемь сотен верных людей собрались под твои знамена! Они пришли, несмотря на то что нас зажимали две армии и нам негде было остановиться! Если мы получим в свое распоряжение месяц и открытое поле, они вспомнят про Йорков. Они вспомнят про Таутон и про то, что ты сделал для них. Еще как вспомнят! А потом мы разнесем этих ублюдков в прах и пепел. И не остановимся, пока не втопчем их в землю. Пощады не будет. Уорику, Монтегю, епископу Невиллу, королю Генриху, Маргарет, Эдуарду Ланкастеру и Дерри Брюеру. Никого из них я не оставлю в живых. Они предали нас – и мы в свой черед предадим их надежды…

Ярость и страсть, владевшие герцогом Глостером, растрогали Эдуарда, и он, протянув руку, обнял Ричарда за шею, по-дружески тряхнув его. Огромная ладонь едва не охватила тощую шею, и король ощутил, как его брат сглотнул.

– Впредь я не подведу тебя, Ричард, – проговорил Эдуард голосом не более громким, чем падающие снежинки. – Моей жене хватило решительности или везения, чтобы укрыться в монастыре. Теперь у меня есть сын и наследник. Так что, единожды начав, мы не остановимся. Поступим так, как ты сказал. Пока не останемся вдвоем против всех остальных.

* * *