Вороний мыс

«Снасть хоронит и садок с рыбой», — горько сообразил инспектор. Сначала улики в реку выбросит, место обозначит, а потом уже спасать начнет… А может быть, и не подъедет Бреев к погибающему инспектору. Вспомнит штраф, товарищеский суд и завернет за камыши. Ничего, мол, не видел и слышать ничего не слыхивал.

Перед Степаном вдруг обреченно, сгустившись в тугой ком, провернулась вся его не очень сложившаяся жизнь. Встала перед глазами ласковая и тихая Аннушка, накрепко верившая, что самое главное в человеке — доброта, честность и отзывчивость. Вот как обернулась Степану ее чистая вера… Перед памятью жены он в меру своих сил старался быть и добрым, и честным, и отзывчивым, понимая, что за это тоже нужно платить.

Он ослабил руку и опустил голову, чтобы не смотреть на суетящегося в бударке крепкоспинного моториста Бреева. Детину, ростом с осокорь.

Воля к жизни истаивала, как льдинка на солнечном припеке, перед этим последним ударом судьбы.

В эту минуту Бреев выпрямился в бударке и часто замахал веслами.

Потом бударка шла по реке. Зябко кутаясь в просторный ватник машиниста и баюкая боль в животе, Степан рассказывал о встрече на затоне. Морщился, облизывал сохнущие губы, с усилием выталкивал из себя слова и смотрел на дно бударки, где под спутанной накидушкой лежал «незаконник» — маломерок осетр, добытый Бреевым в ночной поездке.

Когда показались плоские, уютно смотрящиеся в воду дома Маячинки, моторист хмуро спросил:

— Протокол будешь на меня составлять, Степан Андреевич?

Одинцов поглядел на спасителя, тронул висок, где коростой спеклась темная кровь и вздохнул.

— Составлю, Василий… Ты не сердись на меня — составлю.

В крутом отмахе Бреев неловко задел веслом воду и вскинул над бортом тучу брызг, в которых солнце полыхнуло короткой, как молния, радугой.

— Понимаю, — негромко откликнулся он, пристально вглядываясь в Одинцова, словно впервые увидел его. — Шило ты!.. Шило и есть… Штрафу хоть много не наваливай. За того осетра я еще не рассчитался.

— Много не навалю, — пообещал Степан и переложил правую руку, пухнущую в плече. — Кто в той моторке был? Ты же видел ее на реке.

Глаза Бреева налились тусклым свинцовым блеском зрачков и скулы с крепкой кожей взбугрились желваками.

«Не скажет, — горьковато подумал Степан. — Нипочем не скажет… Все они друг дружку покрывают…»

— Панышева моторка, — осевшим голосом заговорил Бреев, косясь на вывихнутую руку инспектора. — Из города он. Второго не разглядел. А на руле был маячинский.

— Маячинский?

— Наш бухгалтер… Фильченков.

— Валентин Павлович?

— Он самый, гладкая морда. Он коноводит в компании этих хищников. Ты, инспектор, их не жалей. У тебя характера хватит… Он меня тогда сетью выручил… Помнишь, которую ты у дебаркадера конфисковал?

— Помню, — кивнул Одинцов, осознавая, что Бреев говорит трудную правду. Теперь ему было ясно, почему показалась знакомой спина рулевого в удирающей по протоке бударке, понятно, над какими балансами трудился по ночам степенный и обходительный Фильченков. Лиса этакая, змей корыстливый!..

— Стребовал с меня за сеть столько, что я теперь на пол года в долгах увяз, — негромко продолжал Василий. — Не жалей этого гада.

Степан выискал в приближающейся Маячинке дом Фильченкова. Просторный с четырехскатной крышей, блестевшей оцинкованным железом. «Крыша у нас примета верная», — вспомнились слова Шерстобитова, сказанные на товарищеском суде, видно, со значением, которого инспектор не понял.

— Да уж не пожалею… За сегодняшнее ему расчет сполна устрою.

— Доказать еще нужно, Степан Андреевич. Ушла ведь моторка. А не пойман — не вор, есть такая присказка.

— Докажу, Василий. Наследили они столько, что докажу. Тебя возьму в свидетели. Или не пойдешь? Скажешь, что ничего не видел.

— Вот хрясну тебе веслом по кумполу, инспектор, — озлился Бреев. — И так у меня душа не на месте, а ты еще и норовишь ковырнуть. Шило ты, как есть шило.

Неоконченный рейс Рассказ

Возиться с корреспондентом, нагрянувшим в жаркое время путины, директору рыбоводного хозяйства не хотелось. Он покрутил в руках редакционное удостоверение Ивашина, кинул в трубку надоедливо звонящего телефона: «Сейчас!.. Да сейчас же!..» — и взгляд его убежал в угол.

— Чего я буду вас за ручку по хозяйству водить? — сказал он добрым голосом. — Завтра «Жерех», наш буксир, пойдет на тоню брать производителей. Прокатитесь, путину своими глазами поглядите… Погодка стоит что надо. Совместите, так сказать, полезное с приятным.

Круглые глаза директора хитровато прижмурились. Как у кота, знающего повадки сутолочного мышиного племени и потому положившего для себя зря не утруждаться.

— Два дня туда, три обратно…

Ивашин шевельнулся на стуле, пытаясь сообразить, каким образом директор прознал, что его командировка кончается ровно через пять дней.

— Может, вас цифры интересуют? — уловив замешательство гостя, спросил директор, и в голосе его прорезались царапающие нотки. — Можем и цифры представить. Хоть за пять лет отчеты выложим. По первичным документам все посмотрите. Динамику роста, проценты выполнения…