Воронка

Город явно хорошел и процветал: в самом центре выстроили огромный торговый комплекс с залом для игры в боулинг, повсюду строились небольшие особнячки, в которых с шиком размещались магазины спортивных товаров, бутики, торгующие одеждой, парфюмом, тканями и всеми прочими видами счастья. По ходу маршрута Паша насчитал три новых супермаркета самообслуживания.

Помимо этого Седов заметил, что улицы чистые, мусорные контейнеры целые и нет ни одного разбитого плафона на уличных фонарях Бульвара Менделеева. Кто же так заботится о городе?

Вопрос наводил на некоторые мысли, но подумать Пашке не давали попутчики. В тепле салона между пассажирами, в основном стариками и бабульками в разноцветных косынках, разгорались какие-то споры. Перепалка велась на сидениях впереди Пашиного и звучала в повышенных тонах. Опыт подсказал Седову, что тема дебатов касается либо современной никуда не годной молодежи, либо современного никуда не годного правительства, либо старики говорят о современном никуда не годном пенсионном фонде. Однако, прислушавшись к долетавшим гневным фразам, Седов понял, что на этот раз опыт его никуда не годился. С удивлением он различил слова хрупкой благообразной старушки с необыкновенно резким и грубым голосом:

— …А чистота это и есть вам бог!

«Ишь, какая гигиенистка! — съехидничал про себя Паша. — Ладно, буду я мыть руки перед едой!»

Однако, как выяснилось, он снова ничегошеньки не понял, потому что старушка с жаром выкрикивала:

— И правильно, что умирать чистым надо. Без имущества, без сберегательной книжки! Отдать другим это надо, пусть они во имя чистоты используют. Все, что дано нам — и хлеб, и вода, и земля — все это только на время, для тела, для чрева и для крыши над головой. А когда в чистоту уйдешь — зачем тебе и хлеб, и вода, и земля?…

Проповеднице перечил другой женский голос — более высокий и молодой. Он принадлежал еще не старой на вид женщине с высоко начесанной «бабеттой» на голове. «Бабетта» эта, происходящая из шестидесятых годов прошлого столетия, была обмотана по основанию пестрым шелковистым шарфиком, концы которого, словно заячьи ушки, бодро подпрыгивали при каждой фразе дамы. Со своего места, между головами сидящих впереди себя, Паша только и видел эти цветные прыгающие ушки.

— … А вот у меня двое детей в моем доме живут и внук недавно родился! — Ушки убежденно кивнули, — Так чего мне — дом отписать на вашу чистоту, а родных детей на улицу выпроводить? Как котят каких-нибудь паршивых? Что это за чистота ваша такая, что надо ей дом отдать? Я всю жизнь без мужа, ради сына и дочери трудилась, а теперь, что же, пошли вон, родные дети?!..

— Все вы грязные! — вдруг выкрикнула старушка с резким голосом. Паша вздрогнул — он инстинктивно боялся кликушества. Неприятный голос продолжал отрывисто выкрикивать: — Только бы кушать да пить вам! Нет у вас души, нет сердца! Живете как животные!..

Ее перебил мужской баритон, принадлежавший осанистому старику в серой мятой шляпе:

— Пусть дети ваши тоже к чистоте придут — тогда и на улице не останутся.

Резкоголосая замолчала, будто ее водой окатили.

— Как это? — удивились ушки.

— А у нас мирян не обижают. Им даже помогают. А если Учитель совет даст, да благословение — ни в чем нуждаться ваши дети не будут! Чего же плохого, коли люди успешно живут. Пусть! Мирская наша жизнь и дана для труда, для успеха. Надо цвести и процветать в жизни, только чистоте благодарным быть!

Цветные кончики шарфика недовольно подпрыгнули:

— Опять эта чистота! Так, а чем эта чистота помочь мне сможет, если мне пенсии на стиральную машину не хватает? Денег даст, что ли?

— Коли учитель благословит — то даст! — твердо заверил ее баритон.

— Так я завтра приду к этой вашей чистоте за деньгами! — чуть подначивая, заявила дама с «бабеттой». Старик ответил ей просто и серьезно:

— Приходи, конечно. Поговорим, порешаем.

Разговор на этом не закончился, но Паше пора было выходить. Он прошел к выходу, заметив для себя, что почти все в автобусе говорили на одну и ту же тему. Последние полтора года Паша в реальном мире присутствовал редко, мало и без всякого интереса к происходящему. Таких вот разговоров не слышал давным-давно, но сообразил, что появилась за последнее время в Гродине очередная секта. Раньше здесь крутились иеговисты, адвентисты, муниты, баптисты и прочее, но «чистота» — это что-то новенькое, неслыханное. Но все это без разницы и к делу отношения не имеет.

«Выполз на свет божий! — пришла на ум ироническая мысль. — Наслушался! И чем люди себе головы забивают? Пойду-ка я, выпью.»

Глава 8. Кошечка на диване

— Как же мне вас благодарить, Валечка? — спрашивала Лиза, заглядывая в глаза Валентине и всплескивая руками как курица крыльями.