Воронка

- Не мешай. И сказал он: "Что вы здесь видите?". "Воистину, мы видим крестик и кружочек", - отвечали мытари. "Так вот, воистину говорю я вам, сказал Амвросий, - вот доказательство, что не согрешила эта женщина, и лучше идите-ка по домам, мытари, ибо и сами вы не без греха, и не судите, да не судимы будете. Идите отсюдова, ибо воистину говорю вам: сейчас возьму этот камень и брошу в вас этим камнем". И ушли мытари со стыдом великим, ибо заблуждались, забрасывая грязью эту невинную. Поняла, Анка?

Анализа перестала хныкать и прижалась ко мне. "Спасибо тебе, святой Амвросий", - подумал я.

- А теперь, - я встал, расстегнул свои штаны и стянул их, - снимай свою драную юбку и одевай мои джинсы. Хрен твой отец знает, что на тебе было, когда ты утром из дому вышла. Ну, давай.

Я отвернулся.

- А про случившееся забудь. С тобой ничего не произошло, понятно? Это был только сон, Анализа. Все это сон, кошмарный сон, этот парк, эта война, эта воронка, эта вонь и этот дым. И эти трупы. Поняла, Анализа?

Анализа не ответила, а только крепче прижалась ко мне. Индюк какое-то время странно приглядывался к нам, а потом вернулся к своим кабелям и контактам. Сейчас он отрегулировал уоки-токи так, что был слышен оживленный диалог, прерываемый лишь щелчками переключателя, и это звучало так, будто собеседники заканчивали каждое предложение, пуская пузыри.

Преодолевая отвращение, я стащил с шаулиса относительно неиспачканные кровью штаны и одел их. Они с меня спадали, поэтому я сел и стал подгонять ремень. Индюк оставил в покое радиостанцию и из глубоких карманов своей куртки вытащил маленький радиоприемничек и какое-то странное устройство. Он включил приемник - зазвучала церковная музыка, что означало, что это была какая-то польская станция. Я уже не протестовал. Музыка была негромкая, а в ближайших окрестностях с какого-то времени уже не слышалось ни выстрелов, ни криков.

Анализа вытирала платочком лицо и руки. Индюк подсоединил свое устройство к торчащим из земли проводам, положив рядом уоки-токи и наушники от моего уокмена. Потом он снова стал настраивать свой приемничек - были слышны трески, разряды статики и обрывки мелодий.

- Послушайте, вдруг сказал он. - Я как раз поймал Варшаву. Там что-то происходит. Какой-то скандал или черт его знает.

- Наверное, синагогу жгут, - я выплюнул песок, скрипевший на зубах. Как обычно. Было бы чего беспокоиться.

- Или церковь, - отозвалась Анализа. - Так, как в Лодзи. В Лодзи спалили церковь. Об этом еще по телику говорили. Эти... как же их? Ага, Кирилл Росяк и Мефодий Прухно.

- Вот именно. Черт с ней, с Варшавой, Индюк, поймай Гданьск или Крулевец. Хоть узнаем, что на фронте. Мне уже осточертело торчать в этой воронке и жрать охота.

- Ага, - поддержала меня Анализа. - И мне тоже...

- Тихо, - сказал Индюк, склоняясь над приемничком. - Тут что-то не то. Какая-то демонстрация.

- Да говорю тебе, церковь.

- А в Варшаве есть церковь?

- Вчера была. Потому что шел дождь.

- Да тише вы. Демонстрация в Варшаве, перед Интернешнл Харвестер в Урсусе. Вроде бы дофига народу. Ага, как раз выступает Мартин Кениг.

- Мартин Кениг? - Анализа одернула на себе мои джинсы и подвернула штанины. - Так его уже выпустили из тюрьмы?

- Ну ты и дурочка, Анализа, - сказал Индюк. - В тюрьме он сидел еще при Унии, а теперь, уже полгода он... как его... председатель Движения. Каписко?

- Си, - отвечала та, но я знал, что она свистит. Не могла она каписко, потому что в этом никто не каписко.

- Сделай погромче, Индюк, - попросил я. Видите ли, мне все-таки было интересно, что скажет Мартин Кениг. В последнее время о Мартине Кениге много говорят.

- Погромче? - спросил Индюк. - Хочешь погромче, Ярек?

- У тебя что, уши заложило?

- Пожалуйста.

И в этот момент Мартин Кениг заорал на весь парк. Отовсюду, со всех сторон. На весь парк, стадион, и кто знает, может быть, и на весь город. Индюк расхохотался, явно довольный собой.

- Шайзе! - заорал я. - Что это?

- Динамики стадиона, - стал хвастаться Индюк. - Я подключился к ним через кабель. Через аппаратную.

- Выруби немедленно.

- Ты же хотел погромче, - снова рассмеялся одаренный электротехник, вот тебе и погромче. Пускай все послушают. Не бойся, Ярек. Никто и не врубится, что это из нашей воронки. Лучше послушай, чего этот тип говорит.

Я послушал.

"Я видел сон!" - вдруг крикнул Мартин Кениг, а толпа, собравшаяся перед фабрикой Интернешнл Харвестер в Урсусе, орала и ревела. "Я видел сон!".

Стрельба затихла, только хлопнуло несколько случайных выстрелов, грохнула где-то мина, пролетел вертолет. А потом утихло все. Весь город. Был только Мартин Кениг и толпа, собравшаяся перед Интернешнл Харвестер.

"Я видел сон, и в сне этом пришел день, день истины! День, когда понятной и ясной для всех истиной стало то, что все мы братья, что все мы равны! День, когда мы поняли, что нет никаких границ, что границы - это не что иное, как черточки на ничего не значащих листках бумаги! День, когда мы отвергли от душ наших яд ненависти, которым нас поили многие поколения! Так вот, братья, такой день близится!"