Вороново крыло

Уокер тотчас же заметил разодетого парфюмера, стоящего у дверей лавки, который посмеивался и покручивал на голове кудри короткими лоснящимися пальцами, поблескивавшими жиром и кольцами, с таким необыкновенно счастливым и довольным видом, что у Уокера уже не оставалось сомнений: портной и парфюмер явно заключили между собой какое-то чрезвычайно удачное тайное соглашение. Но как мистер Уокер мог проникнуть в их планы? Увы! Тщеславие и восторг бедного парфюмера достигли таких пределов, что он уже не мог хранить в тайне причину своей радости и готов был ею поделиться даже с Мосрозом, так нестерпимо было ему молчание.

«Когда мой сюртук будет готов, — думал сей бондстритский Альнашар, — я возьму у Снзффла его смирную пегую лошадь, которую он приобрел у Астли, и покатаюсь по Парку, а то, пожалуй, проеду даже мимо Банкерс-Биддингс. Я надену свои серые брюки с бархатными нашивками, до блеска начищу шпоры, смажу французским лаком ботинки — и не быть мне Эглантайном, если я не перещеголяю капитана, а заодно и портного. И вот что я еще сделаю: я найму четырехместную карету и приглашу Крампов пообедать в „Езде и Подмазке“ (так он в шутку любил называть „Звезду и Подвязку“), а сам буду сопровождать их верхом до самого Ричмонда. Это, конечно, далековато, но я уверен, что в мягком седле, которым меня снабдит Снэффл, такое расстояние мне будет нипочем».

Итак, этот добрый малый громоздил один воздушный замок над другим, последним же и самым чарующим его видением была мисс Крамп «в белом атласном платье с флердоранжем в волосах, протягивающая ему свою прелестную ручку перед алтарем церкви св. Георгия на Ганновер-сквер». Для Булей же Эглантайн вознамерился создать самый прекрасный парик из всех, когда-либо сделанных им, ибо этого соперника он нисколько не опасался.

После того как он обдумал свой план во всех подробностях, бедному малому оставалось лишь послать за пачкой розовой почтовой бумаги и вложить в изящный конверт следующее приглашение дамам из «Сапожной Щетки».

«Цветочная Беседка»,

Бонд-стрит. Четверг

Мистер Арчибальд Эглантайн спешит засвидетельствовать свое почтение миссис и мисс Крамп и просит оказать ему честь и соблаговолить отобедать с ним в «Звезде и Подвязке» в следующее воскресенье.

Если Вы соизволите принять это приглашение, экипаж мистера Эглантайна будет подан к Вашему подъезду, а я, если Вы ничего не имеете против, буду сопровождать Вас верхом.

Это послание было запечатано желтым сургучом и отправлено по назначению; мистер Эглантайн в тот же вечер, разумеется, самолично отправился за ответом и, конечно же, предупредил дам, чтобы они обратили внимание на новый сюртук, в котором он намеревался покрасоваться в воскресенье, а на следующий день, как и следовало ожидать, у них оказался мистер Уокер, приехавший предложить билеты, и дамы немедленно посвятили его в тайну, рассказав, что они собираются ехать в воскресенье в Ричмонд в карете мистера Снэффла, и о том, что Эглантайн собирается сопровождать их верхом.

Мистер Уокер не имел собственных лошадей; его блестящие друзья из «Риджент-клуба» держали их в достаточном количестве либо в собственных конюшнях, либо в заведении мистера Снэффла, приятеля капитана но колледжу. И для капитана не составляло особенного труда возобновить знакомство с этим джентльменом. И вот на следующий день, опираясь на руку лорда Воксхолла, капитан появился в конюшне Снэффла и принялся разглядывать многочисленных лошадей, предназначенных для продажи или для скачек; расспрашивая мистера Снэффла об «Отбивной» в самом шутливом тоне, ему очень скоро удалось завоевать расположение этого джентльмена и разузнать у него, на какой именно лошади поедет в воскресенье мистер Эглантайн.

Этот изверг твердо решил про себя подстроить так, чтобы во время воскресной прогулки Эглантайн свалился с лошади.

— Это единственный в своем роде конь, — проговорил мистер Снэффл, — это тот самый прославленный «Император», бывший несколько лет тому назад гордостью цирка Астли, и мистер Дюкроу только потому расстался с ним, что не мог его видеть после смерти миссис Дюкроу, которая неизменно ездила на нем. Я решил, что дамам и лондонским щеголям под стать кататься на таком коне, и купил его (поступь у него удивительная, едешь — точно в кресле сидишь), но таким смирным он бывает только по воскресеньям.

— Почему же? — спросил капитан. — Почему в воскресенье он бывает смирнее, чем в другие дни недели?