Вороново крыло

Фрэн поднялась выше, к болотам. Снег после дождя таял — быстрые ручейки устремлялись по ложбинам в камне, просачивались через слой торфа, увлекая за собой частицы земли и глины, и вырывались на поверхность, стекая по склону холма. Для серьезных оползней достаточно будет всего одного ливня. Фрэн слышала выступление Алекса Генри по радио. Он говорил, что не последняя причина оползней — выбивание пастбищ: на склонах пасется слишком много овец, они выдергивают траву вместе с корнями, разрыхляя верхний слой почвы. Поэтому очень хорошо, что система субсидирования меняется и фермерам больше не будут платить за каждую овцу. У Фрэн тогда мелькнула мысль: а ведь для таких высказываний нужна смелость. Фермеры его точно невзлюбят. Несмотря на то что Алекс — местный, для островитян он с его убеждениями еще больший чужак, чем она. Фрэн слышала, как родители, поджидавшие детей на игровой площадке перед школой, злословили на его счет. Она тогда подумала: а есть ли у Алекса хоть один настоящий друг?

Собака, несмотря на крутизну склона, все время мчалась впереди. Но вдруг остановилась и зашлась лаем. Фрэн позвала ее, но собака не подчинилась. Пришлось идти к ней через весь склон, скользя на голой глинистой земле. Мэгги стояла на самом верху крутой торфяной насыпи. Дождь размыл почву, и большие комья земли с булыжниками сдвинулись, обнажив нижний слой черного торфа. Собака энергично рыла и, когда Фрэн снова позвала, обернулась, но осталась на месте. Как раз в этот момент из-за тонкой пелены туч выглянуло солнце. Оно висело низко над холмом, освещая все неестественным, ядовито-желтым светом. В лучах солнца очертания собаки, камней, склона сделались особенно четкими, как будто прочерченные с сильным нажимом.

Тяжело дыша, Фрэн наконец добралась до самого верха насыпи и принялась ругать собаку — она жалела, что вообще ее оставила. И вдруг замолчала, схватив псину за ошейник и оттаскивая, — под грудой камней что-то виднелось. Сандалия. Детская сандалия. Кожа выцвела, пряжка потускнела. Собака бешено лаяла, вырываясь с такой силой, что Фрэн, державшая ее за ошейник, испугалась — как бы не задохнулась. Потом Фрэн заметила клочья ткани. Желтый хлопок. И восковые очертания маленькой ноги, совсем белой на фоне черного, волокнистого торфа.

Глава двадцать седьмая

Мобильный Переса зазвонил в ту минуту, когда он говорил с матерью по городскому. После беседы с Алексом Генри Перес вернулся домой и решил, что дольше тянуть нельзя. Он еще не знал, что скажет, но позвонить было надо. Налив пива, Перес набрал номер.

— Ну, что? — сразу спросила мать. Даже не поинтересовалась, как продвигается расследование, хотя об убийстве девушки наверняка слышала, уж по местному радио точно. — Подумал? Решил?

Голос ровный — не хотела на него давить, но Перес чувствовал ее волнение. Больше всего на свете мать мечтала о его возвращении домой. Казалось, даже больше, чем о внуках.

Если бы мать прежде спросила, как у него на работе, если бы понимала, как много это дело значит не только для него, но и для семей, лишившихся близких, может, он ответил бы иначе. Но его кольнула обида — до чего же ее мир узок! Всего-то пять километров в длину и три в ширину — от Северного маяка до Южного, от Шип-Крейга до Малколмзхеда. И, когда зазвонил мобильный и на дисплее высветился номер Фрэн Хантер, Перес сказал:

— Слушай, мам, ты извини, у меня срочный звонок. Это по делу об убийстве девушки. Ты не представляешь, что здесь творится, — сумасшедший дом. Прости, мне надо ответить.

— Конечно. — В голосе матери он уловил раскаяние — значит, она все-таки представляла. — Прости, что отвлекаю. У тебя и без того голова кругом идет.

— Я перезвоню. Постараюсь сегодня вечером. — И тут же пожалел, что разговор вышел скомканным. — Тогда все и обсудим.

— Фермой интересуются, — торопливо прибавила мать, слыша на заднем плане нелепую мелодию его мобильного. — Внук Вилли. Тот самый, который уезжал учиться в архитектурном. Теперь вот возвращается.

И положила трубку. В рождественском представлении, которое на Фэр-Айле устраивали каждый год, матери всегда доставалась одна из главных ролей. И она в совершенстве овладела искусством эффектной концовки.

— Алло!

Перес машинально нажал на кнопку ответа, услышал голос Фрэн Хантер, однако в разговор включился не сразу — мыслями он был очень далеко. Тем временем Фрэн выкрикивала: «Алло! Алло!» — совсем как пассажир в поезде, проезжающем через тоннель, где нет сигнала.

— Я нашла ту, другую девочку. — Слова прозвучали раздельно, падая одно за другим, как голыши, пущенные с утеса по воде: «Я. Нашла. Ту. Другую. Девочку».

Он тут же понял всю важность происшедшего — по ровному, ничего не выражающему тону Фрэн. Не пришлось даже спрашивать, какую девочку она имеет в виду.

Он встретил Фрэн у дороги — высматривая его, она отошла от дома. Собаку Фрэн заперла, и та прыгала на окно. Стремительно темнело, на западе над горизонтом оставалась лишь узкая светло-серая полоса.

— Я проведу вас, — сказала Фрэн. — Иначе будете искать до второго пришествия.