Читаем Воронцов полностью

А. X. Бенкендорф поздравил Воронцова с орденом Св. Владимира, но добавил, что надеялся на присвоение ему звания полного генерала. А С. Р. Воронцов, отец Михаила Семеновича, слышал, что «герцог Веллингтон принял более к сердцу, чем Михаил, это невнимание к его заслугам» и что он «просил принца Валлийского пожаловать Михаила кавалером военного ордена Бани 1-й степени»24.

Единственное, что порадовало М. С. Воронцова, это то, что все его предложения о награждении генералов и офицеров корпуса были полностью удовлетворены. Он говорил, что считает эти отличия наивысшей наградой для себя. Он был особенно доволен тем, что несколько генералов, которые почти не имели средств к существованию, получили солидное денежное вознаграждение. «Ежели надо уже бы было выбирать из двух одно, т. е. чтобы наградить одного меня, а другим отказать, или чтобы меня забыть, а довольное число товарищей моих наградить, то я бы, конечно, выбрал последнее, — писал Михаил Семенович, — ибо на что мне и чин, коли и с оным мне было бы стыдно показаться сослуживцам моим?»25

Французы оказались справедливее в оценке руководства М. С. Воронцовым оккупационным корпусом. Секретарь мэрии Мобежа записал в книге отчетов: «Граф М. С. Воронцов <…> сумел поддержать безупречную дисциплину в своем корпусе и восстановить доверие. Его отношения с местными властями и жителями всегда отличались благожелательностью. К нему нередко обращались за помощью нуждающиеся. За трехлетнюю оккупацию города развилась торговля, и все, кто занимался каким-нибудь видом торговли, смогли за этот срок возместить ущерб и даже увеличить свое имущество. В последнее время Мобеж представлял собой процветающий город. Русские офицеры, которым свойственно милосердие, оказали большую помощь голодающим»26.

При прощании с корпусом жители Мобежа, Като-Камб-рези, Авена, Валансьенна и других городов изготовили медали с изображением М. С. Воронцова и выразили ему свою благодарность. Офицерам, командовавшими крепостями Живе, Ретеля и Рокруа, вручили почетные шпаги. На встречах пели песню Беранже «Священный союз народов».

Перед отправкой корпуса в Россию Михаил Семенович собрал сведения о долгах офицеров и солдат местным жителям и заплатил за всех них. Долгов набралось на 1,5 миллиона рублей. Для получения этой огромной суммы графу пришлось продать большое имение Круглое, доставшееся ему по завещанию от родной тетки княгини Е. Р. Дашковой. В благодарность за этот беспримерный поступок офицеры корпуса подарили Михаилу Семеновичу большую серебряную вазу с выгравированными на ней своими фамилиями.

15 октября 1818 года М. С. Воронцов отдал приказ по корпусу о возвращении в Россию. Полки корпуса стали покидать Францию. Михаил Семенович получил разрешение императора довести корпус до Германии, а затем отправиться в отпуск на неопределенный срок. «За одну личную ко мне милость я очень благодарен, а именно, что мне разрешено оставить корпус в Германии, когда почту приличным, и ехать в отпуск, насколько я захочу, к батюшке, — написал он Закревскому. — Потеряв кураж и ревность к службе, буду, по крайней мере, наслаждаться покоем между родными, далеко от зависти, от злобы и от забот»27.

В отчете Александру I о пребывании корпуса во Франции М. С. Воронцов не удержался от осуждения существовавшего в армии бесчеловечного отношения к нижним чинам: «Я был весьма уверен что, дабы укротить порки и вместе с тем поддержать дух и надежду добрых солдат, нужно строгое и неослабное наказание за важные проступки, сопряженные с действительными мерами для укрощения бесчеловечных и без разбору на одном капризе основанных притязаний, особливо таковых, кои еще, к несчастию, у нас в армии употребляются для узнания виновных, весьма часто сие делается над невинными и честными солдатами». «Одна из самых главных и нужных вещей есть, — считал он, — чтобы солдат знал, что за хорошее поведение в службе, честность, усердие и ревность в учении он должен надеяться на хорошее обращение с ним начальников, как противное поведение немедленно приведет его к строгому и справедливому наказанию»28.

Война с Наполеоном стоила России многих десятков миллионов рублей. Поэтому М. С. Воронцов был особенно доволен тем, что сэкономил для казны несколько миллионов, не ущемив при этом интересов ни офицеров, ни солдат.

Михаил Семенович был уверен, что полки корпуса и «в России также будут отличаться поведением, дисциплиною и субординациею»29. А среди военных было распространено мнение, что корпус М. С. Воронцова по возвращении на родину должен быть сохранен и что он может послужить образцом для реформ, которые следует повести во всей российской армии. Но многие высокопоставленные лица считали, что полки Воронцова заражены либерализмом, что в них нет должной дисциплины, а поэтому по прибытии на родину корпус был распущен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное