Ворону не к лицу кимоно

Когда отец сообщил ей об этом, Сиратама не удивилась. «Вот, наконец, и оно», – торжественно и серьезно потупила она голову. Да и то сказать: еще когда она была невинным дитятей, с самого рождения ей говорили об этом – вот и пришло это время. Она и не думала, что тринадцать – это слишком рано, наоборот, чувствовала, что уже заждалась.

Готовясь к представлению ко двору через год, окружение Сиратамы суетилось. Конечно, придворные дамы и раньше не сказать что сидели без дела, но теперь они с побледневшими от волнения лицами занимались подготовкой девушки.

– Ну хватит! Я устала. – Ускользнув от дам, Сиратама оперлась на перила ограды и вздохнула.

– Хорошо потрудилась?

Это произнес юноша из простолюдинов, сидевший под перилами на голой земле двора. Его звали Кадзуми, он был сыном садовника, который служил в усадьбе Северного дома. Они, конечно, совсем не ровня друг другу, но она общалась с Кадзуми еще до того, как они осознали эту разницу. Укрывшись от занудной Тя-но-ханы, они уже привыкли за долгие годы так встречаться вдвоем.

– Прости, забыл поздравить с представлением ко двору.

Но Сиратама закрыла уши: мол, не хочу ничего знать.

– Не смей! Зачем мне такое неискреннее поздравление? Я уже устала от этого, а от тебя и вовсе слышать не хочу.

Она, сделав вид, что надулась, отвернулась – обычно Кадзуми начинал ее ласково утешать. Она ждала, что он, как обычно, ласково похлопает ее по голове через перила, но мягкого касания так и не почувствовала – это показалось ей странным.

– Госпожа… – Голос Кадзуми звучал печально, и Сиратама удивленно посмотрела на него. Он очень серьезно смотрел на нее – серьезнее не бывает.

– Кадзуми? – Сиратаму вдруг обеспокоило выражение его лица: раньше она такого не видела. Она испугалась: вдруг сказала что-то не то?

Кадзуми отошел от перил. И все с тем же суровым выражением лица спокойно прошептал:

– Пусть это будет наша последняя встреча.

Сиратама выпучила глаза и сглотнула так, что это было слышно.

– Почему?! – Когда она снова обрела голос, он жалко дрожал. – Почему? Ведь для этого нет никаких причин.

Она облизала губы и вдохнула, поэтому во второй раз голос уже ее послушался.

– Ты ведь до сих пор верно служил Северному дому: сажал деревья, полол траву. Наверное, и еще всякую работу делал там, где я не видела, – ты и ее бросишь?

Она повысила голос, но Кадзуми покачал головой:

– Нет, я намереваюсь и дальше прислуживать вашему дому.

– Значит, все в порядке, – сказала Сиратама. – И ты ведь мой друг! Мой единственный союзник. Я готовлюсь к представлению ко двору, меня ждет много тяжелых моментов. Ты что, хочешь меня бросить?

Сиратама словно обвиняла его, и Кадзуми сильно свел брови.

– Именно поэтому, госпожа, – выдавил он, но Сиратама не поняла. – Раз принято официальное решение о представлении вас ко двору, будет проведена грандиозная церемония надевания шлейфа-мо – моги, вы станете взрослой женщиной.

Это задело Сиратаму. Она на мгновение замолкла.

– А если и так? Но ведь для тебя ничего не изменится, – горячо возразила она. – Нам и сейчас, вообще-то, нельзя встречаться. Мне ни за что не разрешили бы быть наедине с мужчиной, уже прошедшим обряд гэмпуку. Так почему же ты вдруг сейчас…

Сиратама попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Кадзуми все так же неотрывно, внимательно смотрел на нее.

– До сих пор я встречался с тобой только потому, что ты еще не была взрослой.

Его слова не соответствовали пронзительному взгляду и звучали спокойно, как обычно. Он сухо отвечал Сиратаме, потерявшей дар речи:

– Вы всегда говорили, что считаете меня равным себе. Вы помните? Помните, как говорили, что я не должен ни перед кем смущаться, должен держаться уверенно?

Сиратама смущенно отвела взгляд.

– Да, конечно. Я и сейчас так думаю.

– Но тогда почему же говорите, что и после церемонии совершеннолетия мы спокойно будем встречаться?

Его слова прозвучали неожиданно свирепо, и Сиратама повела плечами. Нельзя сказать, что Кадзуми этого не заметил, но и замолчать его это не заставило.

– Детям такое дозволяется. Если девочка встречается с совершеннолетним мужчиной, ее оправдания выслушают. Но если незамужняя совершеннолетняя барышня встретится с совершеннолетним мужчиной… Это совершенно недопустимо.

– Но ведь, – отчаянно возразила Сиратама, – Тя-но-хана и другие дамы-нёбо постоянно встречают тебя.

– Потому что они не считают меня мужчиной, не считают человеком. Возможно, просто принимают за метлу или другой инструмент.

Он говорил спокойно, но в то же время и как-то резко, и Сиратама ужасно занервничала.

– Да что с тобой такое, Кадзуми?

– Да ничего такого, – холодно ответил тот. – Мне просто жаль, что вы изволили думать обо мне так же, как думают госпожа Тя-но-хана и другие дамы-нёбо.

Сиратама, услышав эти слова, задохнулась. Она впервые поняла, к чему это привело.

– Что, я все-таки не смог стать для вас «таким же человеком»? Жаль.

От этих холодных слов ей захотелось плакать.

– Не надо так говорить. Я просто…

– «Просто» что? Что, даже попав во дворец и став супругой наследника, сможете везде взять меня с собой? Вы так думали? Как любимую куклу?