Ворону не к лицу кимоно

В этот момент в мозгу Масухо-но-сусуки соединились слова мужчины, который проник в Осенний павильон, и адрес на письме, полученном Асэби.

«Госпожа».

Неужели отправителем был тот самый мужчина, пытавшийся на нее напасть?

– Какая глупость – использовать один и тот же прием. – Молодой господин печально посмотрел на Укоги. – Где была Асэби во время новогоднего пира?

– В отдельном павильоне. У меня болел живот, – вместо Укоги живо ответила сама Асэби. – Правда болел!

– И что, если так? – выкрикнула Укоги.

Асэби, наклонив голову, хлопала большими глазами.

Взор молодого господина, направленный на Асэби и Укоги, казалось, терял теплоту. Никто ничего не сказал. Со смущенными взглядами они молчали, а время бесцельно текло.

– Так что про красное кимоно? – вдруг перевела разговор Хамаю.

– Самомо обратила на это внимание. Асэби, конечно, не думала, что Самомо узнает содержание письма, но тот парень, похоже, не умел читать. Вместо него – там же, при передаче, – письмо прочитала Самомо и потом поняла замысел Асэби, когда увидела красивое кимоно, вывешенное в Осеннем павильоне. Она пробралась туда, но ее обнаружила Кикуно. После этого, поскольку очень уж все странно выглядело, Самомо, оставшись с Асэби наедине, стала ее расспрашивать. Асэби оправдывалась. Вот Самомо и решила, что, возможно, она сама ошиблась, и не рассказала всех подробностей.

– А потом умерла. – Хамаю потерла лоб. – Бедняжка. Ее убили.

– Асэби, ты ведь боялась, что Самомо переметнется к Хамаю. А что же будет, если рассказать Фудзинами о том, что Самомо делает что-то невыгодное для Асэби?

Взгляды всех, кто был в саду, невольно переместились на Фудзинами.

– Это ведь ты убила Самомо, Фудзинами. Когда Самомо пробралась в Осенний павильон, Асэби потихоньку навестила Фудзинами.

«Что делать, госпожа Фудзинами? Наверное, Самомо из-за сегодняшнего возненавидела меня. Дело в том, что ко мне должен прийти слуга. Самомо обещала отвести его ко мне, но ведь тогда получится, что это я его пригласила. Если она расскажет об этом госпоже Хамаю, что со мной будет? Что делать, госпожа Фудзинами? А вдруг… а вдруг Самомо прямо сейчас пойдет к госпоже Хамаю? Мне придется уехать домой. Госпожа Фудзинами, прошу вас… Прошу… Сделайте что-нибудь! Спасите меня!»

– Ну, Фудзинами, как так вышло?

От холодных слов брата Фудзинами пришла в себя.

– Не собиралась я ее убивать! – прокричала она и стала рвать на себе волосы. – В тот вечер я велела ей сразу уходить. Я подумала, что нужно побыстрее выгнать ее из дворца.

Фудзинами не собиралась ни мгновением дольше держать Самомо во дворце. Услышав рассказ Асэби, она сразу вызвала к себе Самомо и приказала ей немедленно убираться.

– Самомо не принадлежала к благородным воронам. Я думала, что она умеет обращаться в птицу. А с тем кимоно от Масухо-но-сусуки она наверняка смогла бы сколько-то прожить. Я велела ей надеть кимоно… и столкнула с площадки перед воротами Межсезонья.

Самомо не хотела уходить. Она злилась. Она повторяла: «Прошу, выслушайте меня! Асэби не такая, как вы думаете!» Тут разозлилась я. Я крикнула: «Уходи!» – и толкнула ее. Я все еще чувствую ее спину под рукой. Ее крик длился и длился, и меня охватило ужасное предчувствие. Белые руки Самомо, тонущие во тьме, пытающиеся ухватиться за воздух, отпечатались в моих глазах. Я была уверена, что в падении она обернется птицей. Я повторяла себе, что она живет сейчас где-то как ни в чем не бывало, но тщетно, ее лицо застряло у меня в памяти и встает передо мной каждую ночь.

Оказалось, что на самом деле Самомо умерла.

– Почему? – прошептала Фудзинами. – Почему она умерла? Почему она не обернулась птицей? Почему?

Ее затихающий голос перекрыл другой, дрожащий от изумления.

– Вы сказали, что заставили ее надеть кимоно? – Это был голос Сиратамы. Она подошла, цепляясь за Кадзуми, и ее ноги дрожали. – Значит, Самомо была в кимоно? Но ведь тогда она не могла полететь, даже если бы обернулась птицей. Вы что, не понимаете, что случилось?

Сиратама забрасывала вопросами растерянно глядящую на нее Фудзинами:

– Нельзя обратиться птицей, будучи в одежде. А если и получится, птица запутается в ней и никак не сможет полететь.

– Но… – Фудзинами взглянула на слугу, стоявшего за братом. – Но ведь Фудзимия-рэн и этот паж – они все в кимоно! И во время праздника Танго, и во время Танабаты они все, как и братец сейчас, были в черных кимоно!

– Это уэ, одежда из перьев, Фудзинами!

– Из перьев?!

Фудзинами нахмурилась, а молодой господин вздохнул:

– Быстрее будет показать. Юкия!

– Да, я здесь!

Паж, которого назвали Юкией, как будто сразу все понял, подбежал, держа в руках белое кимоно. Он подал его молодому господину, и тот, набросив одеяние на одно плечо, медленно поднял обе руки вверх.

Это выглядело так, как будто молодая поросль разом превращается во взрослое дерево.

С громким треском обе руки молодого господина стали великолепными крыльями. На той руке, на которую было надето черное кимоно, одеяние стало перьями, превратившись в красивое крыло. На другой руке, куда было наброшено белое кимоно, перья запутались и помялись.