Вороны Вероники

У Дженевры не было титула, связей и покровителей, ради которых можно бы было взять ее в жены. Ничего, кроме миловидной внешности, а еще отцовских долгов. Они всегда были угрозой ее будущему. Так отчего же Альдо Ланти потратил такие деньги — свадьба Джованны, ее приданое, расписки отца — только ради того, чтобы взять ее в жены? И почему, легко своего добившись, купив ее, Ланти вдруг отступил? Почему он ушел?

Дженевра не отличалась особой смелостью, она ни за что бы не задала вопрос напрямую. Да и здесь, в этом огромном доме, она уже почувствовала себя чужой. Что подтолкнуло ее? Страх? Чувство неопределенности, ставшее сегодня особенно мучительным? «Я только взгляну, - сказала себе Дженевра. - И… и...» И что будет дальше, она не знала.

Дом был огромный и пустой. Дженевра видела всего лишь одного слугу. Звали его Бригелла, и он был так же нелюдим, как и его хозяин. И жутковат. У него был старый шрам на щеке — так выглядит плохо залеченный удар саблей, — а еще он слегка подволакивал левую ногу, а временами двигался кособоко, точно краб. Больше не было ни лакеев, ни горничных, и только легкий запах еды говорил о том, что где-то здесь должна быть кухарка. В таком большом и пустом доме, наверное, одиноко. И страшно.

Во всяком случае, Дженевре было страшно, пока она шла наугад по коридорам и комнатам, освещенным призрачными магическими светильниками. Живых людей в доме, кажется, не было, зато нарисованные повсюду. Ладно бы они только с портретов глядели, к этому быстро привыкаешь. Но порой человеческие фигуры, написанные необычайно искусно, попадались там, где их совсем не ждешь: выглядывали из нарисованной двери или из-за колонны; с потолка, где располагались вольготно за нарисованными перилами. Одно лицо, жуткое, белое как мел, мерещилось за ажурной решеткой, и Дженевра не сразу сообразила, что окно тоже нарисованное. Магические огни придавали искусным картинам и фрескам еще большую реалистичность, и казалось, эти люди вот-вот заговорят.

Поэтому, услышав звук, Дженевра содрогнулась от страха. То был далекий и такой же призрачный голос, не мужской и не женский. Точно сквозняк, он шел от стены и холодил кожу. Дженевра, в которой страха и любопытства сейчас было поровну, отогнула край гобелена. Дверь. Не дверь даже, узкий арочный проход, а сразу за ним — винтовая лестница, исчезающая в темноте. Дженевра замерла, раздумывая, стоит ли идти туда, в эту темноту. Звук повторился, и теперь она его опознала. Стон, но — боли или наслаждения?

Дженевра не могла сказать, что движет ею, сострадание или все то же любопытство. Но она шагнула на лестницу и начала подниматься, цепляясь пальцами за шероховатую, неровную кирпичную кладку и подбирая подол сорочки, чтобы не наступить на него. Вскоре вверху, за поворотом лестницы, мелькнул свет, становилось все светлее, светлее, пока Дженевре не преградила путь ажурная решетка, запертая на замок. По ту сторону была комната, большая и странная. По краям ее, по углам, возле единственного узкого окна стояли мольберты с досками и холстами. Некоторые картины были завершены, на иных еще лишь едва различимые угольные линии, намек на будущее изображение. А в центре — причудливое, засыпанное яркими пестрыми подушками ложе, и на нем сидит обнаженная женщина. Куртизанка: на груди ее «цвели» розовые лилии. Золотые волосы женщины были забраны на затылке, обнажая напряженную шею и спину. Белые, украшенные массивными браслетами руки комкали шелк покрывала.

Стон повторился, низкий, отдающийся во всем теле вибрацией. Нет, не боли, наслаждения, которое порой страшнее боли. Куртизанка согнулась вдруг, вскинула сведенные судорогой ноги, и Дженевра увидела меж ними еще одну женщину, в чьи волосы цвета красного дерева куртизанка вцепилась пальцами.

Кровь прилила к щекам. Дженевра сообразила наконец, на что смотрит, поняла, что это нечто непристойное, на грани, такое даже в веселой, распущенной Сидонье на каждом углу не увидишь. И это зрелище… интриговало.

- Не двигайся, Бамбина, - приказал насмешливо Ланти.

Теперь уже лицо пылало пожаром, к стыду и смутному возбуждению примешивался гнев. Оставив жену в одиночестве, этот человек пошел… пошел... к шлюхам! Пальцы вцепились в решетку.

- Я не могу больше, синьор, - сказала блондинка жалобно.

- А как же твое хваленое искусство? - рассмеялся Ланти.