Читаем Ворошилов полностью

Как-то вечером дворовые ребята, с ними был и Клим, собрались возле близлежащей балки, где были сложены заготовленные для господской кухни дрова. Там, среди дровяных поленниц и штабелей кругляка, всегда было уютно и весело. Ребята сидели на брёвнах, на траве или рылись в песке, рассказывая друг другу всякие разности. Иногда играли в соловьёв-разбойников, прятались в кустах и за штабелями. Все они были почти ровесниками, и никто никого не обижал. Исключением был лишь Колька, сын господского приказчика Цыплакова.

Уверенный в своей безнаказанности, он держал себя нахально и высокомерно, любил поиздеваться над малышами и часто ни за что ни про что совал им кулаком в лицо или под бок. И все терпели эти унижения, чтобы не накликать беду на самих себя и своих родителей. Но в тот раз Колька Цыплаков вздумал «пошутить», как он потом говорил, и над своими одногодками. Он взбирался на штабель и оттуда прыгал на кого-либо из пацанов и, свалив жертву, долго смеялся.

В этот вечер он для своей «шутки» выбрал Клима Ворошилова. Клим устоял, не упал, но оставить это так Цыплакову не смог, решил проучить Кольку и навсегда отвадить от дурацких издёвок. Подобрав небольшое полено, он, улучив момент, огрел обидчика чурбаном по затылку. Видимо, перестарался: Колька упал, стал кричать и корчиться от боли. Видевшая всё это женщина, нёсшая воду из родника, воскликнула от испуга:

— Ой, батеньки, парнишку убили!..

Подбежав к ребятам, она окатила Кольку водой. Он очнулся и, размазывая по лицу грязь, поднялся с земли.

— Кто меня ударил? — злобно оскалился Цыплаков.

Клим ответил как можно спокойнее:

— Ударил я, и сделал это для того, чтобы ты понял, бывает ли больно другим, когда ты бьёшь их. И ещё запомни: если кому-нибудь пожалуешься или ещё раз тронешь кого-либо из малышей, я тебе ещё не то сделаю.

— А что ты мне можешь сделать? — заносчиво огрызнулся уже пришедший в себя Колька.

— Тогда узнаешь, — сказал Клим, едва сдерживаясь, чтобы не ударить наглеца ещё раз. Избегая драки, он решил уйти, на ходу бросив ему:

— А если не исправишься — убью.

Поверил ли Колька Цыплаков этой угрозе или нет, но с тех пор его как подменили. Он стал, как и все Васильевские подростки, простым и естественным, лишь иногда косился на Ворошилова с каким-то заячьим страхом...

Стадо коров, за которым глядел отец Клима, значительно увеличилось, и помещик разрешил Ефрему Андреевичу взять себе в помощники сына, имевшего опыт пастьбы, — как-никак уже более двух лет он гонял телят.

Ворошиловы пасли скот на большом выгоне недалеко от имения. Вокруг были хлебные посевы, стога сена. Коровы, несмотря на все старания пастуха и подпаска, иногда заходили на поля жита и ячменя, курочили сенные скирды[10]. За это Ефрем Андреевич получал от управляющего или приказчика выговоры, а то и более строгие наказания — вычеты из заработка. Никакие объяснения не принимались, правыми всегда оставались защитники интересов хозяина.

Ворошилов-старший долго крепился и терпеливо нёс свой крест. Но в нём накапливалась ярость, и однажды она выплеснулась. Возмущённый очередной несправедливостью приказчика, он обругал его самыми последними словами и, не взявши даже расчёта, ушёл из имения.

Климу исполнилось десять лет, сестре Кате было неполных семнадцать. С уходом отца от Алчевского уволили из подпасков Клима, он стал безработным. Катя в 1890 году вышла замуж за подручного кучера в имении Ивана Щербину, и они уехали из Васильевки на Голубовский рудник. Материальное положение семьи Ворошиловых (с Марией Васильевной оставались двое детей — Клим и Лена) резко ухудшилось: отца нет, подался неизвестно куда, не стало заработков Клима и Кати. Вновь, как уже было не раз, выживание семьи всецело зависело только от одной Марии Васильевны.

— Не знаю, жить-то как дальше, Ваня, — жаловалась она зятю, приехав на рудник повидаться с дочерью. — Видно, опять ребят по миру пущу.

— Не печальтесь, Мария Васильевна,— успокоил Иван. — Вы ведь знаете моего брата Артёма — он у нас в имении машинистом на молотилке работал.

— Знать-то знаю, а он тут при чём?

— Как при чём! Это он, Артём, меня на рудник переманил. Был я помощником кучера, а теперь машинистом стал — по воздушно-канатной дороге грузы гоняю. Найдётся на руднике и для Клима место...

На Голубовском руднике Клима приютили Катя с Иваном. Рудник был крупным каменноугольным предприятием. Климу здесь всё казалось необычным: шахтные постройки, подъездные пути, жилые бараки рабочих; но особенно его поражала подвесная двухканатная дорога.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии