Ворота из слоновой кости

Он, видите ли, врач-гинеколог первой городской больницы, той самой больницы, где находятся медицинские карты Кононова Николая Алексеевича и Кононовой Галины Михайловны. Работает там совсем недавно, всего несколько месяцев. В ожидании крупномасштабной проверки по линии Минздрава, главврач обязал весь персонал внимательнейшим образом просмотреть медицинские карты граждан, приписанных к первой городской, – для вскрытия упущений и наведения должного порядка. И вот он, врач-гинеколог, обнаружил в медицинской карте гражданки Кононовой Галины Михайловны запись, сделанную его предшественником: «Поставить Кононову Г. М. в известность...». И никаких отметок о том, что Кононова Г. М. действительно была поставлена в известность.

– О чем? – глухо спросил отец, напряженно, сцепив пальцы в замок, выслушивающий «легенду» Кононова. – Что вы забыли ей сказать?

– Не я, – не поднимая глаз, ответил Кононов, чувствуя себя последним подлецом. – Я тогда еще не работал в первой городской. Видите ли, Николай Алексеевич... Вашей жене, Галине Михайловне, больше нельзя рожать... и забеременеть тоже нежелательно... Могут возникнуть осложнения... в силу специфики организма... Я узнал, что вы здесь, хотел позвонить, а потом подумал, что по телефону о таких вещах не совсем удобно. У меня сегодня выходной, вот и решил прокатиться. И, думаю, мой коллега не совсем прав: ставить в известность нужно не Галину Михайловну, а вас, Николай Алексеевич... А вот ее как раз в известность ставить и не надо.

Отец пошевелился. Кононов чувствовал на себе его взгляд, но продолжал сидеть с опущенной головой, блуждая глазами по бурым сосновым иглам и сухим шишкам, разбросанным в утоптанной траве под ногами.

– Это очень серьезно... доктор? Требуется операция? – голос у отца теперь стал не только глухим, но еще и каким-то надтреснутым.

– Никакой операции не требуется и никакой угрозы здоровью нет. Это не болезнь, а особенность организма. Поверьте, Николай Алексеевич, есть немало женщин, которым не рекомендуется рожать во второй раз.

– Не болезнь... – обронил отец, и по его тону было понятно, что он не очень-то верит в искренность «гинеколога».

Кононов повернул голову и впервые с начала разговора взглянул на отца. И сказал со всей уверенностью, на которую был способен, и у него получилось убедительно, потому что на этот раз он не лгал:

– Николай Алексеевич, даю вам честное слово: это не болезнь. И поверьте мне, пожалуйста: ваша жена доживет, как минимум, до следующего тысячелетия.

Это Кононов знал наверняка. А вот отцу не доведется проверить истинность этого утверждения, потому что для него все сроки закончатся гораздо раньше. В девяносто третьем...

Кононову вдруг неудержимо захотелось открыться отцу, рассказать всю неправдоподобную правду – и он изо всех сил стиснул зубы. В том-то и дело, что правда была именно совершенно неправдоподобной – а какими фактами он мог ее подтвердить?.. «Я – ваш сын, Николай Алексеевич. Тот, который сейчас в Калинине, трехлетний. Я – это он и есть, только из будущего, и он – это я. Машина, понимаешь, времени...» Ну, и какой можно ожидать реакции на подобное заявленьице? «Бурашевский», – подумает отец. Под Москвой – Белые Столбы, а под Калинином – Бурашево. Областная «психушка».

Отец долго и внимательно смотрел на него, и было видно, что он успокаивается. Потому что и малому, и большому было известно: советский доктор не может врать! А значит, действительно, все в порядке, ну а насчет второго ребенка, насчет братика или сестрички сынишке Андрюше – что ж, можно прожить и без второго ребенка, живут же люди, лишь бы с Галей, с Галочкой, с Галчонком все было хорошо.

– Спасибо, доктор, я все понял, – наконец произнес отец. Помялся, слегка покраснел, расцепил пальцы. Добавил смущенно: – Будем... буду предохраняться.

– Вы уж нас извините, Николай Алексеевич, – поспешно сказал Кононов, чтобы отец забыл о своей неловкости. – Проморгали.

– Может, это и к лучшему, что Гале ничего не сообщили, – отозвался отец. – Вы правы, ей это знать совсем ни к чему. Спасибо, что приехали. А телефон у нас третий день не работает, между прочим. Скоро подъем, на полдник у нас чай с ватрушками. Пойдемте в столовую, попьем чайку.

– С удовольствием, – Кононов вновь взглянул на повеселевшего молодого мужчину, который когда-то катал его на санках и учил играть в шахматы, и носил на плечах на первомайской и ноябрьской демонстрациях, и читал ему сказки, и... – А вы, Николай Алексеевич, нас не забывайте, приходите. И не только когда, не дай Бог, прихватит, а так, для профилактики. Главное ведь – профилактика, чтобы потом не лечиться.

Он знал, что слова эти совершенно бесполезны, что ни за какие коврижки отец добровольно не пойдет в больницу ради какой-то там профилактики, но тешил себя единственной мыслью: впереди еще целых двадцать с гаком лет и все еще можно изменить. И с мамой тоже...

«Вот и все, – думал он, шагая рядом с отцом мимо лагерной линейки с поднятым флагом. – Задание выполнено... Вот и все...»