Воровка

– Да? – Я протираю глаза и чуть приподнимаю колени.

– Это я.

У меня занимает несколько секунд понять, кто «это я».

– Оливия?

Смотрю на часы – те показывают 4:49. Опускаю ноги с кровати, придерживая телефон между ухом и плечом. Прежде, чем она успевает хоть что-то сказать, я уже натягиваю брюки и ищу туфли.

– Калеб, прости… Я не знала, к кому еще обратиться.

– Не извиняйся, просто говори, что случилось.

– Добсон случился. – Ее голос тороплив и невнятен. – Он посылал мне письма целый год, а прошлой ночью сбежал из Селбета. В полиции считают, он направляется сюда.

Я отстраняюсь от телефона, лишь чтобы влезть в рубашку.

– Где Ноа?

Тишина на той стороне провода растягивается так долго, что я беспокоюсь, не повесила ли она трубку.

– Оливия?

– Его здесь нет.

– Ладно, – говорю я. – Ладно. Буду через тридцать минут.

Расталкиваю Джессику, чтобы сообщить, куда отлучаюсь.

– Хочешь я поеду с тобой? – предлагает она, едва открыв глаза.

– Нет, все в порядке.

Целую ее в висок, и она с облегчением обмякает в постели. Выходя из лифта и направляясь к гаражу, я чувствую аромат соли. Океан всегда источает умопомрачительный аромат в ранние утренние часы, когда машинные выбросы и общее человеческое загрязнение еще не пробудились для следующего дня.

Тридцать минут уходит на то, чтобы добраться до Санни-Айлс-Бич, где ее жилой комплекс возвышается над остальными, одной стороной к городу, второй к океану. Это единственное жилое здание с отражающим стеклом снаружи. Когда я захожу в вестибюль, ночной менеджер оглядывает меня так, будто я сумасшедший по имени Добсон, только что сбежавший из дурдома.

– Миссис Каспен строго распорядилась никого не пускать, – чеканит он.

– Позвоните ей, – указываю на телефон я.

Позади меня раздается ее голос:

– Все хорошо, Ник.

Я оборачиваюсь, и она шагает мне навстречу. На ней белые штаны для йоги и худи из того же комплекта, капюшон низко надвинут на лицо, и из-под него выглядывают спутанные пряди, подчеркивающие встревоженное выражение. Я поступаю так, как кажется правильным: преодолеваю расстояние между нами и притягиваю ее к себе. Она прячет лицо у меня на груди, так что едва может дышать, и переплетает руки на моей шее вместо спины. Мы всегда обнимались именно так, невзирая на разницу в росте. Она называла это Ударом Сверху. В колледже она постоянно просила: «Удар Сверху, Калеб», – и окружающие пялились на нас так, будто я серьезно готовился врезать ей.

– Тебе страшно? – шепчу я ей в волосы.

Она кивает:

– То я и получаю.

Она звучит неразборчиво, поэтому я приподнимаю ее подбородок. Ее губы лишь в дюйме от моих. Я помню, какие они мягкие, и борюсь с порывом испробовать их на вкус. Что возвращает нас к самому насущному вопросу.

– Где твой муж, Оливия?

Она выглядит настолько опечаленной, что я мгновенно жалею, что вообще спросил.

– Не задавай этот вопрос сегодня, ладно?

– Ладно, – соглашаюсь я, не отводя от нее глаз. – Не хочешь позавтрокать?

Она улыбается, подлавливая меня на неправильном произношении. Раньше мы всегда произносили это слово именно так.

Мы.

Раньше.

Она нервно косится на выход из здания.

– Герцогиня, – говорю я, ободряюще сжимая ее предплечье. – Я с тобой.

Улыбаюсь ей совсем тонко.

– Это хорошо, – кивает она, – потому что, если он до меня доберется, у меня будут чертовы проблемы.

Я смеюсь над ее сухим чувством юмора и подгоняю ее к двери.

Где мы сталкиваемся с Кэмми.

– Какого хрена! – вскидывает руки вверх она. – Не знала, что у нас планируется такое долбанутое романтическое воссоединение!

Оливия прячет глаза за ладонью:

– Не осуждай меня.

Кэмми шлепает меня по заднице и обнимает Оливию:

– Я же говорила, что сразу приеду, не нужно было ему звонить.

– Я позвонила ему еще до тебя, – говорит Оливия. – С ним мне спокойнее, чем с тобой.

– Из-за его огромного члена, да? Он мог бы просто пошлепать им Добсону по лицу, и…

– Давайте на моей машине, – говорю я, открывая дверь. Кэмми карабкается мимо меня и распластывается на заднем сиденье. – Привет, Кэмми.

Она лучезарно улыбается, и я качаю головой. Лучшая подруга Оливии – ее полная противоположность. В голове не укладывается, как они могут дружить. Наблюдать за ними – все равно что смотреть на шторм при кристально чистом небе. В один момент они ссорятся, во второй – цепляются друг за друга, спасаясь от отчаяния.

– Вы только гляньте на нас, – говорит Кэмми. – Как славно, что все мы здесь сегодня собрались, как будто десяти гребаных лет лжи и дерьма никогда не было.

Я оглядываюсь на нее через зеркало заднего вида:

– Кто-то больно злой, да?

– Не-не… у меня все отлично. У тебя все отлично? У меня все отлично, – она скрещивает руки на груди и смотрит в окно.

Перевожу взгляд на Оливию – та тоже наблюдает за пролетающими мимо пейзажами, слишком увлекаясь, чтобы обращать внимание на нашу перепалку.

– Мы можем сегодня не собачиться, Кэм? – без особого энтузиазма говорит она. – Он здесь, потому что я сама его попросила.